семь. И понятно, что эта поездка за город не прояснит ее мысли.
* * * * *
Затем, по прошествии полутора недель, неожиданно появилась Оливия.
— Ливви, что ты здесь делаешь? — спросила Миранда, вбежав в гостиную, где ждала ее подруга, — Тебя кто-то обидел? Что случилось?
— Отнюдь, — беззаботно ответила Оливия, — Я приехала, только чтобы вернуть тебя. Тебя очень сильно не хватает в Лондоне.
Сердце Миранды тяжело ухнуло.
— Кому?
— Мне! — Оливия взяла ее за руку и повела в гостиную. — Боже, я совершенно несчастна без тебя.
— Твоя мать позволила тебе покинуть город в середине сезона? Не верю.
— Да она практически вытолкала меня за дверь. Я стала отвратительной с тех пор, как ты уехала.
Миранда невольно усмехнулась.
— Уверена, это не было плохо до такой степени.
— Я не шучу. Мама всегда говорила мне, что ты на меня хорошо влияешь, но не думаю, что она ясно представляла насколько, пока ты не уехала. — Оливия сверкнула виноватой улыбкой. — Я, кажется, не могу держать язык за зубами.
— Ты никогда и не могла, — Миранда улыбнулась и подошла к дивану. — Не хочешь чаю?
Оливия кивнула.
— Я не понимала, почему попадаю в такое количество неприятностей. Большинство из того, что я сказала, даже наполовину не настолько плохо, по сравнению с тем, что говоришь ты. У тебя самый острый язычок в Лондоне.
Миранда дернула шнурок звонка, чтобы вызвать служанку.
— Ну, нет.
— О да! Ты лучшая в этом. И я знаю, что ты знаешь это сама. И ты никогда не попадаешь в неприятности из-за этого. Это жутко несправедливо.
— Да, хм… возможно, я просто не говорю так громко, как это делаешь ты, — ответила Миранда, пряча улыбку.
— Ты права, — вздохнула Оливия. — Я знаю, что ты права, но это так нервирует. У тебя действительно несколько злое чувство юмора.
— Ой, брось, я не так уж плоха.
Оливия издала короткий смешок.
— О, да. Тернер всегда говорит это, поэтому я знаю, что такая не только я.
Миранда проглотила комок в горле при упоминании его имени.
— Он вернулся в город, значит? — спросила она, как можно небрежнее.
— Нет. Я не видела его сто лет. Он уехал в Кент куда-то со своими друзьями.
«Кент? Нельзя было уехать настолько далеко из Камберленда и все еще оставаться в Великобритании», — уныло подумала Миранда.
— Он вполне мог уехать на некоторое время.
— Да, мог. Но опять же, он уехал с лордом Гарри Уинтропом, а Гарри всегда был более чем «немного» распущен, если ты понимаешь, о чем я.
Миранда боялась, что понимает.
— Я уверена, они увлечены выпивкой, женщинами и тому подобным, — продолжила Оливия. — И настоящие леди сопровождать их не будут, не сомневаюсь.
Комок в горле Миранды появился снова. Мысль о Тернере с другой женщиной была очень мучительной, особенно сейчас, когда она узнала, насколько близкими мужчина и женщина могут быть. Она придумывала всевозможные причины его отсутствия — ее дни были полны объяснений и оправданий от его имени. «Это стало моим единственным развлечением», — горько подумала она.
Но она и помыслить не могла, что он уехал с другой женщиной. Он знал, как это больно быть преданным. Как он мог поступить так же с ней?
Он не хочет ее. Правда колет, бьет, и вонзает свои мерзкие ноготки прямо в сердце.
Он не хочет ее, а она все еще хочет его так сильно, до боли. Физически. Она чувствовала это, давящее и щемящее, и, слава Богу, что Оливия рассматривает дорогую греческую вазу отца, потому что не думала, что смогла бы скрыть страдание на своем лице.
С чем-то похожим на ворчание и не поддающимся пониманию, Миранда встала и быстро подошла к окну, делая вид, что смотрит на горизонт.
— Ну, он, должно быть, неплохо проводит время, — сумела выдавить она.
— Тернер? — услышала она позади себя. — Несомненно. Или ему следовало бы остаться подольше. Мама в отчаянии, или должна была бы быть, если б не была так занята переживаниями обо мне. В общем, ты не возражаешь, если я останусь здесь с тобой? Хейвербрикс такой большой и пустой, когда никого нет дома.
— Конечно, не возражаю. — Миранда постояла у окна немного дольше, пока не удостоверилась, что сумеет смотреть на Оливию без опасения разрыдаться. Она стала такой эмоциональной в последнее время. — Это будет удовольствием для меня. Немного одиноко, ведь только отец может составить мне компанию.
— О, да. Как он? Поправляется, я надеюсь.
— Отец? — Миранда была благодарна за подаренную ей заминку служанкой, которая пришла на ее вызов. Она попросила принести чай, перед тем как повернуться к Оливии. — Э-мм… ему гораздо лучше.
— Мне надо зайти и пожелать ему выздоровления. Мама просила меня передать и ее наилучшие пожелания.
— О, нет, тебе не следует этого делать, — поспешно сказала Миранда. — Ему не нравится, когда напоминают о его болезни. Он очень гордый, ты знаешь.
Оливия, непривыкшая жеманничать, сказала:
— Как странно.
— Да, это все мужское недомогание. — На ходу импровизировала Миранда. Она слышала так много о женском недомогании и была уверена, что и у мужчин есть какая-то разновидность нездоровья, присущая только им. И даже если нет, она не могла вообразить, что Оливия может считать иначе.
Но Миранда не рассчитывала на ненасытное любопытство своей подруги.
— О, правда? — выдохнула она, наклонившись вперед. — Действительно ли есть разновидность мужского недомогания?
— Я не должна была говорить об этом, — поспешно сказала Миранда, молча принося извинения своему отцу. — Это очень смутит его.
— Но…
— И твоя мама еще больше разочаровалась бы во мне. Это не для ее чутких ушей.
— Чутких ушей? — фыркнула Оливия. — Можно подумать, ее уши менее чутки, чем мои.
«Ее уши, может быть, и нет, но все остальное, определенно, да», — подумала Миранда кисло.
— Ни слова больше об этом, — твердо сказала она, — Я оставляю это твоему потрясающему воображению.
Оливия проворчала что-то, но, наконец, вздохнула и спросила:
— Когда ты отправишься домой?
— Я дома, — напомнила ей Миранда.
— Да-да, конечно. Это твой родной дом, но я тебя уверяю, все Бивилстоки очень сильно скучают по тебе, так когда же ты вернешься в Лондон?
Миранда прикусила нижнюю губу. По-видимому, не все Бивилстоки скучают по ней, иначе б кое-кто из членов семьи не оставался бы так долго в Кенте. Однако возвращение в Лондон — единственный шанс побороться за свое счастье, а пребывание здесь, в Камберленде, жалуясь в свой дневник и угрюмо
