– Почему-то я крайне оптимистично настроена, – объявила она, помахивая серебряной щеткой. – Всю жизнь этот кошмар преследовал меня. Я не говорила тебе… и никому, но каждый раз во время грозы превращалась в жалкое существо. И думала… не только думала, но и знала…
– Что именно, Кейт? – спросил он, страшась ответа, хотя сам не знал почему.
– Я тряслась и рыдала, – задумчиво протянула она, – в полной уверенности, что обязательно умру. Просто невозможно перенести такое и дожить до следующего дня.
Она мучительно поморщилась, не зная, как лучше объяснить то, что терзало ее все эти годы.
Но Энтони все равно понял. И кровь в его жилах превратилась в лед.
– Конечно, ты посчитаешь это ужасной глупостью, – смущенно потупилась Кейт. – Ты так рассудителен, так рационален, так практичен. Вряд ли ты одобришь подобные эмоции.
«Если бы она только знала…»
Энтони потер глаза, вдруг ощутив, что опьянел. Подковылял к стулу, надеясь, что она не заметит, как он спотыкается, и почти свалился на сиденье.
К счастью, ее внимание было приковано к различным флакончикам и безделушкам на туалетном столике. А может, она просто стыдилась взглянуть на мужа, боясь, что он посмеется над ее безрассудными страхами.
– Когда гроза кончалась, – продолжила она, уставясь в стол, – я понимала, как глупо себя вела и какую чушь воображала. В конце концов, я пережила немало гроз, и ни одна меня не убила. Но никакие здравые рассуждения не помогали. Ты понимаешь, о чем я?
Энтони попытался кивнуть, хотя вовсе не был уверен в том, что понимает жену.
– Когда начинался дождь, для меня переставало существовать все, кроме грозы и, разумеется, моего страха. Потом солнце выходило из-за туч, и я снова сознавала, что причин для страхов нет. Но при следующей грозе все начиналось сначала. И снова я понимала, что умру. Отчетливо понимала.
Энтони затошнило. Тело, казалось, больше ему не принадлежало. И язык словно отнялся. Он попытался что-то ответить, но не сумел.
– Честно говоря, – внезапно заявила Кейт, вскинув голову, – я только однажды почувствовала, что могу дожить до завтрашнего дня. И это было в библиотеке Обри-Холл. – Встав, она подошла к мужу, опустилась на колени и прижалась щекой к его колену. – С тобой.
Он механически поднял руку, чтобы погладить ее по голове, не сознавая при этом, что делает.
До этого разговора он и не предполагал, что Кейт тоже думает о собственной смерти. Большинство людей не задавались подобными вопросами, и это словно невидимой стеной отделяло Энтони от окружающих, словно он один понимал главную ужасную истину, о которой не подозревало остальное общество.
И хотя в Кейт предчувствие гибели было несколько иным, мимолетным, вызванным временным взрывом стихий, тогда как в нем оно присутствовало всегда и будет присутствовать до последнего дня, она в отличие от него победила гибельный инстинкт.
Кейт боролась с собственными демонами и сразила их.
И Энтони безумно ей завидовал.
Да, эту реакцию нельзя назвать благородной, и он прекрасно это сознавал. Да, Кейт ему небезразлична, и он счастлив, и рад, и взволнован и желает ей всего самого лучшего, и горд, что она задушила в себе страх перед грозой… и все же завидовал. Чертовски завидовал. Кейт победила.
А он, хоть и признавал существование собственных демонов и отказывался их бояться, сейчас оцепенел от ужаса. И все потому, что случилось то единственное, чего он клялся не допустить.
Он влюбился в собственную жену.
Влюбился в свою жену, и теперь мысль о смерти, о необходимости покинуть ее, сознание того, что их супружеская жизнь уместится в короткое стихотворение, а не в длинный и сладострастный роман, стало мучительной пыткой.
И он не знал, кого винить. Отца, за то, что умер молодым и оставил сына нести ужасное проклятие? Кейт, за то, что вошла в его жизнь и заставила бояться собственного конца?
Черт, да он бы обрушился на первого попавшегося прохожего, будь в этом хоть какой-то смысл.
Но правда заключалась в том, что никто не виноват, даже сам Энтони. Ему было бы куда легче, сумей он ткнуть в кого-то пальцем и заявить:
– Ты! Это ты всему причина.
Конечно, только незрелые юнцы пытаются свалить на кого-то вину за собственные беды, но время от времени каждый имеет право на ребяческие эмоции, не так ли?
– Я так счастлива, – выдохнула Кейт, поудобнее устроив голову на его коленях.
Энтони тоже хотел быть счастливым. Так страстно мечтал, чтобы все уладилось, чтобы в его жизни все было светло и безоблачно. Чтобы он мог восхищаться ее победами, не думая о собственных тревогах. Забыть об опасности. О будущем. Просто держать ее в объятиях, и…
Одним резким движением он встал и поднял Кейт.
– Энтони? – удивилась она.
Вместо ответа он поцеловал ее. Их губы встретились в страстном поцелуе и желании, туманившем мозг и властвовавшем над телами. Сейчас он не хотел думать. Вернее, хотел потерять способность мыслить. Ему было нужно это мгновение. Только это мгновение.
Лишь бы оно длилось вечно.
