себе.
— О, я совсем не хотел, чтобы ты так меня поняла, — покраснев, проговорил Фредди. — Ты же знаешь, что я считаю тебя самой восхитительной девушкой на свете. И ты как раз такова, что наше семейство одобрит тебя в отличие от большинства моих прежних подружек.
Последовала долгая пауза, нарушаемая только настойчивыми криками грачей. Фредди нервно покашливал:
— Ты не бросилась к моим ногам и, задыхаясь, не проговорила: «О, да, Фредди, дорогой, наше замужество мне кажется почти что раем.»
— Но я не сказала также и «нет», — ответила она. — И я очень польщена тем, что вообще ты подумал обо мне как о претендентке. Но, как ты сказал, мы недостаточно еще знаем друг друга и до окончания войны, когда оба мы будем снова свободны, трудно что-нибудь решить.
— Я буду обнадежен тем, что ты не сказала. «Уходи, грубиян, и никогда больше не досаждай мне подобными предложениями». — Фредди сел рядом с ней. — Это уже что-то, по крайней мере.
Он похлопал ее по коленке.
— Думаю, нам пора вернуться. Остальные гадают: чем же мы заняты?
Освободившись, мысли Грейс понеслись к Брюсу Барклею. Как бы он прореагировал, если бы узнал, что Фредди сделал ей предложение?
Вернувшись с прогулки, они обнаружили, что прибыли Пенелопа и ее подруга Мерджери и в салоне уже подали чай. Пенелопа была маленькой и темноволосой, как ее брат, тогда как Мерджери — ширококостной, лошадеобразной девицей. Пенни оживленно рассказывала, размахивая булочкой:
— Это так захватывающе, мамуленька. Мы проделали без всяких приключений почти весь путь до Эндовера, а затем Мерджери почти убежала от полицейского.
— Мерджери! — воскликнула леди Каллендар.
— Но я действительно не виновата, леди Си, — оправдывалась Мерджери, забирая поджаренный тостик и добавляя к нему изрядную порцию джема. — Я не думала, что он поднял руку, чтобы остановить меня. Я полагала, что всякий воспитанный полицейский пропустит леди перед глупой фермерской повозкой, право же…
— Право же, было мило, что он учел это, — прощебетала Пенни.
— Особенно, если учесть, что отец — судья графства и патрон Общества друзей полицейских, — хихикая, добавил Фредди.
Брюс оторвал взгляд от кекса и встретился с глазами Грейс. Подмигнув, он вернулся к еде.
— Подходи, садись, Грейс, миленькая, — пригласил Фредди. — А вы, девочки, подвиньтесь и дайте ей сесть поближе к камину. Мы так навозились в вереске.
Пенни и Мерджери обменялись смешками.
— Ваш брат хотел сказать, что он протащил меня от свинарника к озеру, а затем — до беседки, потом — до рощицы, и все за один раз, и я чуть не валюсь с ног, — пояснила Грейс.
— Тогда тебе лучше подняться и отдохнуть до ужина, — успокаивающе посоветовала леди Каллендар.
— Мама считает, что все наши гости пребывают в крайнем изнеможении, — сердечно проговорил Фредди. — Каждые две минуты она предлагает им идти отдохнуть. Мама, Грейс из старой челтенхэмской породы и не нуждается в отдыхе.
При этой грубоватой похвале Фредди Грейс снова почувствовала на себе взгляд Брюса.
После продолжительного и шумного чаепития, во время которого трое Каллендаров пытались переговорить друг друга, Грейс утащили в комнату Пенни, где две девчонки забавлялись ею, как живой куклой, пытаясь подобрать для нее вечерний наряд. У Пенни был огромный гардероб, полный роскошных платьев.
— Для того, чтобы быть представленной, надо так много, — беззаботно сказала Пенни. — Я хочу сказать, что балов ведь очень много, правда, Мерджери, не стоит же появляться на них в одном и том же наряде. А разве это было не так, когда ты выходила в свет? — спросила она Грейс.
— Я никогда не выходила в свет, — призналась Грейс.
— О! — Девочки одна за другой посмотрели на нее, словно это было совершенно невообразимо.
— Наверное, из-за войны не одна ты такая, — милосердно добавила Пенни. — Ну а теперь, Грейс, посмотри этот прекрасный шелк цвета слоновой кости.
Грейс отвергла большинство предложенных платьев как слишком торжественные и, наконец, остановилась на бледно-зеленом греческом наряде, присборенном на бедрах и падающем затем мягкими складками.
— Вот это — прямо для тебя! — счастливо вскрикнула Пенни. Она вынула из волос у Грейс шпильки и дала им упасть ей на плечи. — У тебя, к тому же, прелестные волосы. Конечно же, безнадежно устарело — носить их такими длинными. Я могу укоротить.
— Нет, спасибо, — поспешно отказалась Грейс.
— Я отлично справилась с волосами Каролины Харрис, правда же, Мерджери? — спросила Пенни.
— Да, но у Каролины они не такие густые и вьющиеся, — возразила Мерджери. — А здесь мне нравится, как они рассыпаны по плечам. Все выглядит очаровательно. У твоего брата глаза на лоб вылезут, когда он увидит ее. Он безумно влюбится.
— Глупая, он в нее уже влюбился, — заметила Пенни. — Ты что, не видела, как он на нее смотрел?
— Ну, а как насчет этого сказочного Барк-лея? — счастливо продолжала Марджери. — Какая фигура! Разве не достаточно, чтобы вскружить голову?
— Но он же из колонии, Мерджери, — проговорила Пенни. — И я уверена, что у него должна быть преданная девушка, которая ожидает его возвращения домой. Такие всегда так делают.
Грейс почувствовала, как у нее екнуло сердце. Есть ли у Брюса девица, которая ждет его возвращения в Австралию?
И снова она попыталась убедить себя в том, что была просто рада узнать, что он жив, и — только.
Но когда она спускалась по широкому пролету лестницы на ужин и увидела его стоящим у ее основания, увидела, как засветились его глаза и оценивающе прошлись по ее фигуре, она почувствовала, как по всему ее телу прошла дрожь.
— Шелк идет тебе больше, чем медицинская униформа, — тихо сказал он. — Приготовилась к королевскому банкету?
Он как раз протянул ей руку, когда появился Фредди.
— А, вот где ты, дорогая, — воскликнул он. — Ты просто великолепна. Пойдем на ужин.
Он положил ей руку на талию и повел ее в столовую.
7
Пока лакей подавал еду и вино, беседа постоянно перемежалась смехом, как рябью по воде прокатываясь по длинному столу. Грейс тихо сидела между лордом Джозефом Каллендаром и Фредди, умиротворенная поблескиванием света свечей в хрустальных канделябрах, ощущением салфетки из камчатого полотна на своих коленях, похрустыванием хлебной корочки и густым ароматом специй в подаваемом на прекрасном фарфоре супе. Она не представляла себе, как соскучилась по доброй компании и хорошему житью за время своего пребывания в аскетизме «Святой Катерины». У нее было абсурдное желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон, так как, переходя с одного лица на другое, затем — на облаченного в ливрею лакея, хрусталь канделябров, она слышала, как голосок внутри нее шептал: «Все это может быть твоим». В это было почти невозможно поверить.
Она перевела взгляд на Фредди. Ему всегда надо носить обеденный костюм, решила она. Элегантные черно-белые линии подчеркивали утонченность его лица. Пока Грейс разглядывала его, кто-то дальше за столом сказал нечто забавное, и он засмеялся. Она отметила, что даже смех у него нес налет воспитания и
