нашей, подготовки. Когда наступит долгожданный день, мы поднимем большое восстание, о чем давно мечтают некоторые из наших братьев.
Указания следующие: смягчайте столкновения между угнетателями и нашими людьми. Направьте их энергию на определение возможно более широкого круга сторонников движения. Когда пробьет час, членов Союза будет недостаточно, нам понадобятся сотни и сотни людей. Оружие лучше вручать не незнакомцам, а надежным бойцам, чья вера и убеждения нам известны. Первые часы решат исход восстания. Мы должны надолго выбить неприятеля из колеи, не дать врагам затушить огонь в самом начале пожара. Мятеж должен разгореться мощным пламенем, чтоб ни Кадо, ни Фа'тад не смогли остановить его.
'К чему эта речь? — мелькнуло в голове старика. — Мои атаманы слышали ее бессчетное количество раз, она им оскомину набила».
— Я повторяюсь. Прошу прощения. Итак, вкратце. Мы накапливаем силы к дню, который наступит в недалеком будущем. Точную дату назвать не могу, но пройдет не больше шести месяцев. Мы готовимся и в то же время делаем вид, что как никогда далеки от мысли о восстании. И напоследок. Вы никому не имеете права говорить о приближении решающей даты. Никому, без исключений и извинений. Любой, кто проговорится, и любой, кто выслушает его, немедленно разделят участь бывшего атамана округа Хар. Тайна превыше всего. Это крайне важно. Все все поняли?
Атаманы не успели выразить свое согласие: в дверь громко постучали.
Старик раздраженно махнул бел-Сидеку, а остальным жестом велел отойти в сторону.
Бел-Сидек приоткрыл дверь и через щелку пошептался с неожиданным посетителем. Потом запер ее опять и подошел к старику.
— Мальчишка, лет десяти, принес вот это. Для вас, полагаю. Генерал взглянул на сложенный листок бумаги. С наружной стороны был нарисован воробей.
— Разверни. Поднеси ближе, чтоб я мог разобрать. — Он напряг глаза.
Кто бы ни был автор послания, он принял в расчет слабость старика. Буквы были очень крупные. Генерал перечел записку второй раз, перевел глаза на стоящего рядом бел-Сидека — старик не видел его, различал лишь какую-то фигуру.
— Ты был прав, атаман. Сейчас тот человек находится в Доме Правительства. — Он протянул записку бел-Сидеку. — Поступай как сочтешь нужным.
Бел-Сидек дважды пробежал письмо и погрузился в размышления. Дело не в том даже, что вражеский агент проник в Союз и достиг в нем высокого положения. Все куда серьезнее. Получается, что вина людей, которые кляли себя за поражение при Дак-эс-Суэтте и, дабы искупить эту вину, посвятили жизнь служению Союзу, весьма сомнительна. Служение их — лишь надменное принятие на себя чужих грехов, гордыня по сути. Неужели Кушмаррах пал из-за ничтожного подмастерья кузнеца, у которого сдали нервишки во время жалкого сраженьица, стычки, которую и битвой-то не назовешь?
Нет. Пусть даже так оно и было. Все равно — нет. Слишком много сил и чувства вложили в эту легенду высокопоставленные отпрыски знатных семейств. Нельзя разрушать ее. Легенда останется неприкосновенной. Но ведь что-то надо же предпринять. Проще всего — разделаться с этим человеком. Однако разумно ли выбрасывать полезный инструмент потому лишь, что он слегка поранил тебя? Почему бы не сохранить его и не использовать дальше — просто с чуть большей осторожностью?
— Атаман Хара еще не вступил в новую должность и не сдал дела по прежней. Не мог бы он отыскать в своем старом районе и одолжить мне дюжину надежных бойцов? Но только таких, о которых можно с уверенностью сказать, что к завтрашнему рассвету они забудут о событиях сегодняшней ночи?
Хадрибел уставился на бел-Сидека, с трудом сдерживая усмешку.
— Вам нужно несколько надежных ребят, или это репетиция речи в Совете?
— Мне нужны люди. — Бел-Сидек виду не подал, как задело его непочтительное отношение Хадрибела.
Хадрибел взглянул на старого Генерала:
— Сэр?
— Ступай, атаман. Промедление смерти подобно.
— Слушаюсь, сэр.
Хадрибел остановился у двери, поджидая бел-Сидека. Тот задержался на минуту, но Генерал больше ничего не сказал, и они вдвоем вышли на улицу. Бел-Сидек с трудом поспевал за новым атаманом Хара.
Чуть погодя Хадрибел вдруг прозрел.
— О, простите меня. Как ваша нога?
— Беспокоит последнее время: столько ходить мне противопоказано.
Подразумевалось, что это из-за старика, из-за особых с ним отношений, у адъютанта его столько хлопот.
Хадрибел не выразил ни малейшего сочувствия.
— Что, собственно, происходит? Старик-то, похоже, в курсе.
— Да.
— Большой секрет?
— Да. Еще вопросы?
— Вам не кажется, что не мешало бы и меня посвятить?
— Нет, это было бы неуместно. Генерал и так думает, что об этом деле знает слишком много народу. Слишком много — значит кто-то, кроме него.
Хадрибел расхохотался.
— Да старик и себе самому не доверяет. — Он вновь посерьезнел. — Нет, правда, как Генерал? Сегодня мне показалось, что боль сильно его донимает.
— Лучше ему не будет. Он не дает себе ни малейшей передышки, — признал бел-Сидек, но потом солгал:
— Однако состояние Генерала отчасти стабилизировалось.
— Меня это сильно тревожит. Остальных, я уверен, тоже. Если со стариком вдруг что-то случится, из-за его пристрастия к тайнам мы останемся в полной темноте.
— Он уверяет, что сделал распоряжения. Насколько разумные, сказать не могу. Хотя мы живем вместе, я понятия не имею, чем он занят почти все время.
— О каких таких надвигающихся великих событиях толковал он нынче?
— Как раз об этом-то мне не известно ровным счетом ничего. Он отсылает меня из дома, даже когда думает о них. Вы задаете слишком много вопросов. Старик подобные привычки не одобряет.
Хадрибел выслушал отповедь с весьма кислой миной, но бел-Сидек и бровью не повел. Хадрибел не принадлежал к тем, чье мнение хоть на йоту волновало его. Все проклятая политика — приходится якшаться с людьми, с которыми иначе и словом бы не перемолвился.
Бел-Сидек подождал на улице, пока Хадрибел с сыновьями собрали нужный ему отряд. Через пятнадцать минут все были готовы. Что и говорить, организация в Шу налажена отлично.
Бел-Сидек вывел бойцов из Шу и лишь тогда поведал, что их цель — изловить геродианского шпиона, который какое-то время назад зашел в Дом Правительства. Имени шпиона он не назвал и предупредил, что надо постараться захватить этого человека, не причинив ему вреда.
— Он, наверное, выйдет через ход в восточном крыле здания. Ему захочется поскорее скрыться, поэтому направится он к одной из улиц, что начинаются сразу за площадью.
Бел-Сидек задал бойцам несколько вопросов, проверяя, хорошо ли им знакома местность. Почти все знали этот квартал не хуже самого экзаменатора. Это считалось обязательным для членов Союза Живых. Знание — тоже оружие.
— Вы растянетесь цепочкой и позволите ему уйти с площади. А потом гоните прямо на меня. Не сомневаюсь, вы изучали этот маневр на тренировках. Мы практиковали его и прежде. Не приближайтесь слишком, не давайте увидеть вас. Он просто должен знать, что за ним кто-то идет.
Обычно подобная тактика применялась Живыми, чтобы жертва не опознала охотников. Но на сей раз бел-Сидек, напротив, хотел помешать охотникам опознать дичь. Если они узнают Насифа, дни его сочтены. Этим людям наплевать на стратегию и политику. Предатель и мертвец для них — одно.
Только бы успеть. Бел-Сидек отпустил солдат. Потянулись минуты ожидания.
Туман наползал на Кушмаррах со стороны порта. Восточную сторону холма обволакивала дымка,
