— Верно, парень, — поддакнул кто-то. — Не из-за чего шум поднимать.
— Да он спит и во сне видит, чтоб нас с месяц-другой продержали на этой работенке, — пояснил Ногах. — Вы бы видели, какую девчушку вейдин он себе вчера приглядел, прям глаз с нее не сводил, чисто теленок.
— Ага, ребята, красотка хоть куда! — подхватил Меджах. — Нежная, молоденькая, конфетка одним словом. Глазки — точно жареный миндаль с медом, а губки — как розовые лепестки.
— Хватит вам, сказал же, кончайте, — взмолился Йосех.
— И самое главное — ни капельки не важничает. Смотрела на него такими же телячьими глазами, — не унимался Меджах.
— Ну уж это ты загнул, — усомнился Ногах, — чересчур хорошо, чтобы быть правдой. Если эта чудо- девчонка вдобавок и стряпать умеет, я, пожалуй, отобью ее у братишки.
Протесты Йосеха только подзадоривали насмешников. Вейдин останавливались, дивились на смеющихся дартар.
— Что о нас подумают, — отбивался от шутников Йосех, — ведь дартарин должен быть суров и угрюм.
Они покинули акрополь, проехали мимо громады крепости. Напряжение Йосеха нарастало. Намечается крупномасштабная операция, и шансы, что отряд Ногаха остановится там же, где вчера, невелики.
Но Ногах, видно, постарался. Отряд его отделился от колонны у входа в тот же переулок. Йосех избегал смотреть на знакомую дверь: каждый взгляд его в ту сторону вызывал град насмешек.
Сегодня дверь была закрыта. Старуха тоже не сидела на обычном своем месте у порога. Может, от его вчерашней дерзости у старой карги разлилась желчь? А может, она решила перейти на осадное положение — до тех пор, пока дартары не уберутся из Шу?
Ногах возился с чем-то, с трудом орудуя раненой рукой. Некоторые из его родичей уже продвинулись в глубь переулка. К ним присоединились еще шесть человек, назначенных Джоабом. Они спешились и подвели своих верблюдов к Йосеху.
— Сегодня ты туда не пойдешь? — спросил он Ногаха.
— Пойду, конечно.
— Ты же ранен. Пошли лучше меня.
— Ну нет: ты упустишь свою голубку-вейдин. — Ногах рассмеялся и скрылся в темном переулке.
Йосех пошел было следом.
— Осади, братишка! — окликнул его Меджах. — Подойди-ка сюда.
Йосех неохотно повиновался.
— Тебе еще многому предстоит научиться, парень, иначе не выживешь. Первое правило — никогда ни на что добровольно не напрашивайся. Добровольцев посылают в самые опасные места, туда, где убивают.
— Почему он не пускает меня в лабиринт?
— Не хочет, чтоб с тобой стряслась беда.
— Но, Меджах, я не ребенок.
— Но и бывалым воякой тебя не назовешь. Кушмаррах не горы. Покамест ты только ученик. Докажи, что способен соображать и четко выполнять приказы, — и Ногах придумает для тебя какое-нибудь захватывающее задание. — Меджах бросил на землю снятое с верблюда седло и уселся на него, прислонясь к стене.
Толпа вейдин бурлила вокруг. Горожане недружелюбно поглядывали на перегородивших улицу дартар с верблюдами. Меджах и в ус не дул, но, стоило троице молодых женщин пройти мимо, украдкой покосившись на загадочных кочевников, он сразу встрепенулся и принялся тихонько напевать:
— Ближе, цыпочки, ближе, курочки, а то лисичке вас не разглядеть… — начало известной кушмарраханской басни.
Самая рослая из троих задрала нос и ускорила шаги. Другие две захихикали и зашептались, прикрываясь рукавами, а потом поспешили догнать подругу. Но прежде чем раствориться в толпе, та оглянулась.
Меджах помахал ей рукой.
— Помяни мое слово, мы сегодня еще увидим эту надменную красотку.
— Почем ты знаешь?
— Мое непобедимое очарование — ни одна женщина-вейдин не устоит.
— Ну да! Просто они с корзинами, идут на рынок, а потом будут возвращаться домой.
— Тоже верно. Но об заклад готов биться, пойдет она именно по этой стороне улицы — ей невтерпеж поболтать со мной о чем-нибудь поинтереснее лисичек и курочек.
— Думаешь?
— Это ж игра такая. Флирт, поддразнивание. Мы с ней оба знаем, что ничего у нас не выйдет, если б и захотели, шуточками все и ограничится. Представь только, как прокрадываешься в спальню к женщине в таком одеянии. Смех, да и только! Любой приметит дартарина, который — вот совпадение! — забрел на огонек как раз, когда муж отлучился.
— Раздобудь одежду вейдин, зайди в переулок и переоденься. В толпе никто не обратит на тебя внимания. Меджах искоса глянул на брата.
— Надо же, а мне и в голову не приходило. Йосех пожал плечами: ему это казалось совершенно очевидным.
— Так вот, эти кокетливые курочки сбили нас, мы толковали о приключениях, — продолжал Меджах. — Взгляни на меня. Торчу тут и караулю верблюдов, счастлив и доволен. Думаешь почему? Ногах считает, что приключений с меня уже хватит, — вот почему. Не ищи сильных ощущений, они сами тебя найдут.
Йосех кивнул. В этом определенно есть смысл.
Некоторое время они глазели на идущих в сторону рынка женщин. Меджах отчаянно заигрывал с каждой, что хоть чуть-чуть поощряла его.
Заветная дверь наконец распахнулась. Показалась старуха в сопровождении молодой женщины. У Йосеха екнуло сердце, но, присмотревшись, он понял, что это не его девушка. Может, ее мать или по крайней мере старшая сестра. Черты лица те же, но время наложило на них свой отпечаток.
Обе женщины несли корзины. Старуха пристально посмотрела на Йосеха, вторая взглянула лишь мельком. Меджах не стал пробовать на ней свои чары, но, стоило женщинам скрыться из виду, расхохотался.
— Затрепетало сердечко-то, а, братец? Вот удача тебе привалила! Заходи и начинай приятную беседу, слово за слово и… Но что, если там ее папаша? Или братья? Что, если она плюнет тебе в физиономию и позовет на помощь?
У Йосеха возникло чувство, будто Меджах читает его мысли.
— Э, брось, парнишка. Давай посидим спокойненько в тенечке, поглазеем на этих чудаков-вейдин. Чертовски занимательное зрелище!
Но тут дверь чуток, на сантиметр — не больше, приоткрылась. Йосех заметил, как поблескивает в щелке чей-то глаз. Ему стало жутко — словно грубая реальность вторглась в мир грез и грозит вытащить его оттуда.
Йосех не мог усидеть на месте от возбуждения и начал беспокойно прохаживаться туда-сюда.
Непривычные, тревожные мысли терзали Эйзела. Пробираясь сквозь толпу дартар, он чувствовал себя весьма неуютно и готов был поверить, что некто незримый и неуловимый преследует его. Какого черта здесь делают подлые перебежчики? Почему не оставят лабиринт в покое?
На улице Чар тревога его усилилась, и состояние это ужасно не понравилось Эйзелу. Его не оставляло предчувствие несчастья.
Он так спешил к старику, что почти забыл об осторожности. Дурной знак. Ни при каких обстоятельствах нельзя забывать об осторожности.
Старик лежал в постели.
— Вот он я, — проворчал Эйзел. — Опять тут. Вы, похоже, решили выжать из меня все возможное.
Он нахмурился: сорвавшиеся с губ слова тоже не понравились ему. Ныть и жаловаться — тоже не в характере Эйзела-Истребителя.
