инфицирована не одним, а четырьмя Сфероидами. Он не мог согласиться со звездной рыбой, не мог принять ее убеждение в том, что, по сути дела, врагу никогда не удавалось одержать полную победу. Ему все равно, что это их третье вторжение в Млечный Путь, что жизнь всегда выживала и что между этими мрачными походами, в промежутках, длившихся миллиарды лет, вопреки всем усилиям истребителей миров на них поднимались новые расы. Не приносило успокоения и знание, что на его веку враг не успеет добраться до Конфедерации.
Если Бог есть, то Он жесток. Допустить существование такой чудовищной силы, сметающей все на своем пути…
– Головастик думал, что делает мне подарок, – сказал Мак-Кленнон. – Он знал, что меня интересует прошлое. Он знал, что у его народа есть сведения, которых мы так жаждем. Это был дар отчаяния. Теперь мы знаем, насколько все безнадежно.
– Я бы этого не говорил. Ты, по-моему, излишне мрачен.
– С чего ты взял?
– Ты сам сказал, что звездная рыба считает, что их можно остановить. Что такое уже бывало. Что создатели Звездного Рубежа как раз над этим работали, когда на них обрушилась чума.
– Они работали над этим, стараясь на основе своей собственной расы создать расу убийц.
Маус пожал плечами.
– Привет, Танни!
Мак-Кленнон поднял голову и встретился со взглядом смеющихся зеленых глаз.
– Не пригласить ли тебе моего друга на прогулку? – предложил Маус. – Он снова в унынии. Женщина рассмеялась:
– Именно это я и собиралась сделать. Или ты предпочитаешь шахматы, Том?
– Давай бросим монетку, – ухмыльнулся Мак-Кленнон. – Ой! Щипаться нечестно!
– Да идем же. Через час мне надо возвращаться на пост. – И она плавно выплыла из кают- компании.
– Ну берегись, стоит только Макс ее увидеть… – пригрозил Маус.
– Эй! Лучше не надо. Ни в коем случае. Слышишь? Будет такой фейерверк, что сверхновой бомбе стыдно станет.
– Жду не дождусь, приятель, – рассмеялся Маус. – Или ты думаешь, я забуду, что ты перехватил мою добычу?
– Ну, ты не можешь заграбастать всех сразу, Маус, – отозвался Томас и поспешил за Танни Ловенталь, мгновенно позабыв о Звездном Рубеже, операции, звездной рыбе и судьбах вселенной.
Месяц он проторчал в чреве Старой Луны. Мясники из психа разобрали его душу по камешкам и перестроили ее на более здоровой основе. Первые три недели были настоящим адом. Психиатры постоянно заставляли его бороться с самим собой, проявляя при этом не больше сострадания, чем водитель броневика к своей заупрямившейся колымаге.
Они не принимали никаких отговорок. Они не терпели никаких задержек. Они продолжали снимать показания даже пока он спал, безостановочно записывая невероятные запасы воспоминаний, которыми его наградил Головастик. Они были безжалостны.
И эффективны.
Пребывание у сейнеров заставило его забыть о холодной целеустремленности своих соотечественников из флота. Он не был к этому готов. Он не был готов сопротивляться восстановлению.
И оно продвигалось быстрее, чем ожидали доктора.
Когда кризис миновал, они вскрыли его брюхо и запломбировали язву.
На двадцать девятый день к нему пустили посетителей.
– Только по двое за раз, – протестовала медсестра. – Войти могут только двое.
– Исчезните! – приказал ей Маус.
– Есть, сэр! Есть, капитан! Слушаюсь, сэр. Две женщины едва не сбили Мауса с ног. Он выронил свои карманные шахматы. Фигурки раскатились по полу.
– Черт побери!
Грета плюхнулась на край кровати, наклонилась и обняла Мак-Кленнона.
– Как здорово, что ты вернулся! Я звонила каждый день с тех пор, как об этом услышала. Мне разрешили прийти только сегодня.
– Боже, Уолтер, – вмешалась Макс, старая подруга. – Что с тобой сделали? Ты выглядишь как смерть на палочке.
– Вот за что я тебя и люблю, Макс. У тебя всегда найдется доброе слово. – Он сжал руку Греты. – Как ты, деточка? Как Академия?
Девушка начала болтать. Вмешалась Макс и затрещала о новых марках, появившихся в ее лавочке. Она приберегает их специально для него.
Маус собрал свои шахматы, положил коробку на тумбочку и уселся на стул. Он закинул ногу на ногу, подпер рукой подбородок и, едва заметно улыбаясь, принялся рассматривать Мак-Кленнона.
Томас отвернулся, пытаясь спрятать глаза.
– Уолтер, ты плачешь, – тихонько заметила Макс.
Мак-Кленнон закрылся рукой.
– Макс… Задание было тяжелым. Долгим и тяжелым. Я надолго заблудился. Я забыл… я забыл, что у меня есть друзья. Там я был так одинок.
– Но ведь там был Маус.
– Он был там. Без него бы… Он вытащил меня. Маус! Иди сюда. – Он взял Шторма за руку. – Спасибо, Маус. От всей души спасибо. И пусть это никогда не повторится.
На мгновение Маус сбросил все свои маски и позы. Он кивнул.
Грета снова защебетала. Мак-Кленнон обнял ее еще раз.
– Никак не могу в это поверить. Я думал, ты меня уже забыла.
– Как я могла?
– Кто я такой? Сентиментальный болван, который помог хорошенькой девушке, попавшей в беду. Мы никогда друг друга по-настоящему не знали.
Она обняла его в третий раз.
– Я тебя знала, – шепнула она. – Ты обо мне заботился. Это самое главное. Когда ты исчез, твои друзья всегда мне помогали. Она уткнулась ему в плечо и всхлипнула. Мак-Кленнон нахмурился и посмотрел на Макс.
– Твое Бюро заботилось о ней, как о родной дочери, – отозвалась та. – Еще ни с одним курсантом в Академии так не носились.
– А ты?
Макс пожала плечами:
– Я делала все, что могла. – Она смутилась. – А как же еще я могла за тобой уследить? У меня же нет связей.
– Я рада, что с тобой все будет в порядке, – промурлыкала Грета. – Папа?
На глазах Мак-Кленнона снова появились слезы.
– Не надо было? Я не хотела…
– Все хорошо, дорогая. Все хорошо. Я просто не был к этому готов.
Он сдавил ее так, что она выдохнула.
– С дороги, женщина! – прогремел кто-то в коридоре. Бэкхарт пинком распахнул дверь. – Иди ставь клизму кратеру Тихо! Исчезни и побледней!
Сестре пришлось во второй раз спешно ретироваться.
Адмирал окинул взглядом комнату.
– Кажется, все под контролем, – заметил Бэкхарт.
– Да, местечко становиться людным, – отозвался Мак-Кленнон. – Должно быть, исключительно благодаря моему природному магнетизму.
Бэкхарт улыбнулся одной стороной рта.
– Н-да, в этом-то преступлении тебя никто обвинять не станет, сынок. Расставляй фигуры, Маус.
