объяснения, все прошло гладко, без всяких проблем. Казалось, психотехи починили его так, что он стал лучше своего исходного варианта. Работал он как вол, и у него еще оставались силы носиться с одной дружеской вечеринки на другую. Он вспоминал о Маусе, о тех днях, когда казалось, что Шторм бывает одновременно в десятке мест, занимается сотней дел и проектов одновременно.
Теперь Маус превратился в свою противоположность. Он ничего не мог довести до конца.
В конце концов все закончилось. «Марафон» принял их на борт и доставил на тихий мир Циньяна, названный Приютом за то, что стал домом для миллионов ушедших в отставку гражданских служащих и командного состава служб.
Но Танни Ловенталь это путешествие могло показаться унылым.
Возвращение домой. Последняя операция дала ему немного денег, немного марок и монет для коллекции, несколько старых и новых воспоминаний и перемирие с самим собой. Почему-то этого было недостаточно.
Но он обрел своих друзей, людей, которых ему так долго недоставало. Откуда же это разочарование?
На душе оставался один рубец, который психиатрам так и не удалось до конца залечить.
Он не мог забыть Эми.
Они ведь так и не порвали по-настоящему. Они так и не сказали «конец». Они просто пошли разными путями.
Он любил, чтобы все было расставлено по полочкам.
Шло время. Лето Циньяна превратилось в осень. Осень постепенно перешла в зиму. Маус с Мак- Кленноном играли в шахматы и ждали, становились все ближе, и наконец Маус рассказал всю историю своего прошлого, поведал о причинах своей ненависти к сангарийцам. Мак-Кленнон старался мягко поддержать друга, не дать ему окончательно скатиться в пропасть, потом все так же мягко начал помогать ему подняться на ноги.
Решение трибунала, постоянно откладываемое, не становилось ближе.
На Циньяне совсем не чувствовалось, что идет война. Луна Командная в шесть раз увеличила свой флот и начала строить новые корабли, но во всем остальном жизнь в Конфедерации текла как прежде.
Время от времени наведывалась Танни. Макс и Грета тоже о нем не забывали.
И все же…
Иногда, по ночам, когда темное зимнее небо было пугающе прозрачным, Мак-Кленнон откладывал в сторону коллекцию марок, коробку с монетами или роман, который начал писать, и выходил на веранду. Вздрагивая от холода, он смотрел на звезды, бледно светившиеся неземными созвездиями, и воображал огромные корабли, похожие на стальные летающие джунгли. Он думал о стадах золотых драконов и о прожившем миллионы лет звере, которого он научил шутить.
Он никогда не любил ее больше, чем теперь, когда она потеряна для него навсегда. Маус сказал ему… Возможно, она станет пугать его именем его собственного ребенка. Теперь она не стала бы его ненавидеть. Она бы поняла. Но есть еще условности, которые нужно соблюдать, и ветер общественного мнения, против которого не поплыть…
Жизнь никогда не идет так, как тебе хочется. Каждый подвержен действию социальных эквивалентов теорий этого мерзкого старикашки Гейзенберга.
Затрещал коммуникатор. Мак-Кленнон поднял трубку.
– Маус, – крикнул он через минуту, – на несколько дней заглянет Юпп.
Томас вернулся на террасу. Корабль прожег небо, спускаясь по направлению к сияющим башням города, чьи сказочные золотистые шпили поднимались над дальним лесом. Мак-Кленнон притворился, что это падающая звезда, и загадал желание.
– Сыграем партию, пока ждем?
– Давай, – усмехнулся Маус.
– Подожди лыбиться. На этот раз я тебя обыграю, приятель.
И он обыграл. В конце концов обыграл.
1
один из первых космических кораблей США.
2
Орел (нем. Adier).
