Когда на корабле появится собственная гравитация, койка погрузится в раковину.
– Похоже. Это единственная на корабле раковина. Есть и свои плюсы – тебе не придется ни с кем делиться.
– Меня подмывает психануть, но боюсь, что это вернейший способ испортить репутацию.
Двое солдат, подчиненных Бредли, смотрят на меня каменными глазами, ожидая дальнейших действий.
– Верно. – Он переходит на шепот. – Старик говорит, что наблюдать за новыми офицерами – их любимый вид спорта.
– Значит, мы с тобой против всего мира. Спасибо тебе. В следующий раз, если он будет, не стану изображать туриста.
– Все дело в долгом перерыве. Инстинкты притупляются. Это сразу заметно.
На любимую мозоль наступил. Я взял себя в руки и ответил так:
– Лучше бы они поскорее вернулись, эти инстинкты. Я не собираюсь вечно быть бедным родственником на пиру.
Наблюдатели исчезли. Первое испытание пройдено.
– Старик говорит, что первое впечатление решает все. Половина экипажа друг с другом не знакомы.
– До конца патруля мы все познакомимся намного ближе, чем нам бы хотелось.
– Эй, лейтенант! – кричит кто-то из люка в оружейный отсек. – Старик вызывает тебя в «О-один».
«О-1». Это операционный отсек. «О-2» – оружейный. И так далее. Я кидаю вещи в свою койку и направляюсь к командиру, цепляясь руками за приделанные к килю крючья. Когда мы перейдем в рабочий режим, на них будут вешать койки и рюкзаки.
Проходить через люки в паразитном режиме противно даже в условиях такой слабой гравитации. Как обезьяна, цепляешься за приваренные над головой брусья. В рабочем режиме они станут лестницей, ведущей к килю.
– На кол бы посадить конструктора этого монстра!
– Не ты первый, – говорит Яневич. – Но этот сукин сын перешел в ту фирму.
– Как?
Яневич улыбается, глядя на мое выражение лица.
– Поэтому-то мы так и лезем вон из кожи. Не знал, что ли? Мы не сможем наложить руки на этого гаденыша до тех пор, пока не выиграем воину. Только тогда мы начнем спорить, кто что раньше с ним сделает. Если хочешь принять участие, подай заявку в письменном виде. Только не рассчитывай, что на твою долю много останется.
– Можно было все это получше организовать.
– Несомненно. На самом деле корабль проектировал компьютер. Говорят, чертову ящику забыли сказать, что на борту будут люди.
– Командир посылал за мной.
– Не ради поручений, а чтобы предложить тебе посмотреть вылет, ты ведь хотел. Уже отправляемся. – Он кивнул в сторону кабины. – Старик там. Вот, пользуйся моим экраном. Это передняя камера. Будет теперь твоим местом по рабочему и боевому расписанию.
– Так себе зрелище.
Пеленг и склонение камеры мне ничего не говорят. Камера передняя. Тогда должна быть видна стена гавани, а вместо этого на экране какая-то темная арка и лишь совсем крохотный кусочек стены. Он ослепительно ярок на фоне тьмы.
Высоко на стене, на краю черной арки, крохотная фигурка в скафандре для внешних работ семафорит руками. Интересно, что ему или ей надо? Боюсь, что мне это так и останется неизвестно. Еще одна тайна Тервина.
Воинственный звук марша на валторнах прорезает отсек.
– Приглушить эту муть! – кричит Старик.
Музыка становится еле слышной.
Черт! Есть ли пределы моей человеческой тупости? Мы же двинулись, выходим из гавани! Эта темная арка – открытый космос. Корабль-носитель выползает из задней части пищеварительного тракта Тервина.
– Не тратят зря ни минуты, – бормочу я.
– Извините, сэр? – вопросительно взглянул мой сосед слева. Специалист по детектированию тахионов, как я вижу.
– Мысли вслух. Задумался, какого черта я здесь делаю.
Узнаю музыку валторн. «Уходящий корабль». Никогда раньше не слыхал такого исполнения, но мне говорили, что какой-то придурок придумал текст и новое название к старинному маршу. Так появился официальный боевой гимн клаймеров.
Рвемся в бой изо всех мы сил. Радости дебила.
Кто-то во внутреннем круге читает мои мысли и начинает подпевать. Вот это настоящий «Уходящий корабль», тот вариант, что распевали пьяные солдаты в развалинах. Откуда-то раздается командный
