С минарета сердца

Возникает вопрос: почему и Владимир Маяковский, громогласный и принципиальный борец с религией и попами, и Вадим Шершеневич, не отстававший от Маяковского в своих антибожественных выпадах, так дружелюбно относились к своему молодому коллеге? Верили в его искренность?

Позволю себе реплику «в сторону», или «а парт», как говорят на театре; к развитию сюжета она почти никакого отношения не имеет, зато прекрасно характеризует «рыночные» отношения в поэзии двадцатых годов, которые мне удалось раскопать в процессе работы в связи с героем моего повествования. А подробности эти, на мой взгляд, довольно забавны.

В 1918 (или 1919) году у молодого двадцатидвухлетнего автора, по-видимому, неизбежно влюбленного, вышла книжка под названием «Поэма поэм». Название ее — откровенная калька с Соломоновой «Песни песней» и одновременно с названия поэмы В. Шершеневича, имеющей вызывающее «посвящение»:

Соломону — первому имажинисту,
Обмотавшему образами
                                        простое «люблю»…

Кусиковская поэма по-молодому напориста, наивна, и в ней прозрачно узнаваемы мотивы молодого Маяковского из «Облака в штанах»:

Все о ней.
И о ней — так бы белкой вертеться,
Запрокинув
Пушистые
Мысли
Хвостом.
В колесе по ступенькам пусть
прыгает сердце,
Мое бедное сердце.
Ну, а потом?

Эту лирическую поэму молодой автор ценил необыкновенно высоко — в самом буквальном смысле слова! Так, для сравнения: ежели «Жемчужный коврик» продавался тогда за шесть рублей, то вышеозначенное первое издание поэмы — нумерованное (!), с рисунками от руки (!) Б. Эрдмана продавалось — оцените разницу! — за полновесную тысячу!

А уже второе, извините за печальную подробность, упало в цене в десять раз и отдавалось книготорговцами уже за сотню… Как видите, и тогда, и сегодня печальна финансовая судьба лирических поэм! 

ДВУЕВЕРИЕ — НЕ ДВУЛИЧИЕ!

Вот стихи А. Кусикова из книги «Жемчужный коврик»:

Я родился в горах,
И неведом мне страх,
Я живу на холодных снегах.
Надо мной мой Аллах
Высоко в облаках,
В своих нежных и райских садах…

В стихах его рассыпаны подробности его биографии. В стихотворении с посвящением «Прекрасному черкесу — отцу моему» есть такие строки:

У меня на Кубани есть любимый пень
С кольцами лет на сморщенной лысине…

А в другом месте:

…у меня на Кубани сосед слепец…

Или еще:

Есть у меня и родина — Кубань,
Есть и Отчизна — вздыбленная Русь.

Конечно, нет ничего удивительного в том, что, рожденный мусульманином, он с детства впитал в себя Коран, ставший для него фундаментом души:

Мое детство баюкал суровый уют,
Я в Коране любил райских дев, —
Может быть, оттого до сих пор я пою