Перепевный потока напев…

Осторожно и бережно он приоткрывает тайну своего рождения как физического, так и позднейшего, духовного:

Нет во мне капли черной крови. Джинн не коснулся меня, — Я родился в базу коровьем Под сентябрьское ржанье коня. …………………………………………….. Сквозь сосцы бедуинки Галимы, Сквозь дырявый — с козленком — шатер «Я» проникло куда-то незримо, Как кизячный дымок сквозь костер.

Но ведь позже, в Москве молодой поэт попал в совсем иную среду, в бурный водоворот революционных преобразований, не говоря уже об иноверческом окружении:

…Зачитаю душу строками Корана, Опьяню свой страх Евангельским                                         вином, — Свою душу несу я жертвенным бараном И распятым вздохом, зная об ином…

Религиозность — это вовсе не обязательное исполнение церковных правил и обычаев, это не только непременное публичное посещение церкви или мечети, не механическое чтение молитвы перед едой или ежедневный пятиразовый намаз лицом к Мекке…

Нет, это — особое мировоззрение, или ежели угодно, — особое миросозерцание. Именно таким религиозным миросозерцанием, на мой взгляд, и обладал поэт Александр Кусиков.

В этом смысле принципиальной для поэта была книга «Жемчужный коврик». Вообще-то говоря, это была книга «на троих»: К. Бальмонт, А. Кусиков и А. Случановский (не путать с поэтом К. Случевским!).

И дело, конечно, не в том, что соавторство с маститым символистом существенно «повышало акции» самого Кусикова. Дело было в открыто заявленной позиции.

«Треть» книги, принадлежащая А. Кусикову, называется «С Минарета Сердца» (все — с больших букв!) и открывается стихотворением «Коврик жемчужный». Думаю, что следует предварить современного читателя: имеется в виду не какой-нибудь настенный коврик для украшения интерьера, а молитвенный, который расстилают мусульмане во время молитвы, перед тем, как опуститься на колени…

Я пред Тобой смиренно опущу ресницы, Чтоб замолить моих страданий раны. Я буду перелистывать души моей                                         страницы — Священного Корана. Ты, кроткий в облаках, быть может,                                         ты услышишь Мою молитву дня. Мой коврик жемчугом,                                         слезами Сердца вышит, Услышь меня!

Я, пожалуй, не в состоянии оценить степень искренности данного стихотворения, зато безусловно могу отметить, что его автор не обладает тем бесстрашием или той бесшабашностью, которые в обращении с такой же молитвенной принадлежностью проявил другой мусульманин, знаменитый Омар Хайям, за восемь веков до нашего поэта написавший такое четверостишие:

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой. Не в жажде чуда я и не с мольбой: Когда-то коврик я стянул отсюда, А он истерся; надо бы другой!

                                        Перевод с фарси О. Румера

Хотя со всей убежденностью должен заметить, что каждый по-настоящему талантливый человек — в любой области! — бесстрашен по-своему. А в том, что Александр Кусиков — поэт талантливый, сомневаться не приходится. Для доказательства я с удовольствием приведу несколько примеров его образного строя, живописного восприятия жизни, — ведь не случайно же он примыкал к стану именно «имажинистов» — «образников»!

…Раскололся шар огненно-литой, Расплескалась кровь огромного                                         граната, — Облак — белый конь в сбруе золотой! — Умирал в бою гремящего заката. …День в закате свой белый локоть Укрывает лиловым платком. …Разбилось небо черепками звезд,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×