герцогиню Йоркскую, когда она приехала по случаю спуска на воду крейсера «Йорк». Администрация компании высоко ценила его профессиональные качества, а он, в свою очередь, был всей душой предан делу и вместе с другими служащими боролся до последнего, чтобы спасти фирму от краха, что, к сожалению, оказалось невозможным. Вместе с работой Питер потерял все деньги, которые у него были и которые он вложил в компанию Палмеров, и сейчас переживал серьезные материальные затруднения. Кроме всего прочего, он еще должен был заботиться о пожилой матери, которая жила с ним. Но несмотря ни на что, он не хотел принимать, чью бы то ни было помощь, и был намерен выбраться из затруднительного положения своими силами.
Этот мистер Конвэй, подумал Дэниел, был, по всей видимости, ужасным занудой – слишком уж у него много добродетелей, чтобы он мог блистать умом или сообразительностью. Неудивительно, что Палмеры потерпели крах, если фирмой управляли такие люди, как он. Только уважение к прабабушке помешало Дэниелу высказать вслух свое мнение на счет жениха Бриджит. Он обрадовался, когда после чая Бриджит предложила ему посмотреть Джарроу.
– Вряд ли вам понравится Джарроу, – сказала она. – Но, я думаю, вам все-таки стоит на него взглянуть.
Джарроу действительно не понравился Дэниелу. Своим мертвым видом город напоминал ему кладбище; здесь даже пахло, как на кладбище. До этого он видел только железнодорожную станцию, и уже она показалась ему достаточно мрачной, но эти серые улицы с рядами грязных облупившихся домов и с группами неряшливо одетых людей, стоящих по углам, наводили на него невыносимое уныние. Он знал, что Англия сейчас переживает экономический кризис, и у себя дома он уже имел возможность наблюдать подобную ситуацию: в Америке сейчас тоже было много безработных. Но бедность, царящая в этом городе, была такой безнадежной, что Джарроу выглядел как огромное тело, с которого была сорвана одежда и содрана кожа.
– Тетя Кэти говорила вам, что Питер поехал организовывать поход с петицией в Лондон? – спросила Бриджит, когда они поднялись по дороге, ведущей к заброшенному судостроительному заводу, который некогда был процветающей верфью Палмеров.
– Да, кажется, она что-то говорила об этом.
Молча они прошли вдоль полуразрушенных стен и остановились там, где раньше находились ворота. Отсюда им была видна беспорядочная масса покореженного железа и стальных балок и груды обломков и погнутых труб, оставшиеся от кислородно-ацетиленовых и доменных печей.
– Я часто прихожу взглянуть на это, – сказала Бриджит. – Я думаю, меня тянет сюда, потому что крах Палмеров затронул меня лично. Из-за закрытия завода нам с Питером пришлось отложить свадьбу. Питер потерял на этом деле все свои сбережения – двенадцать сотен фунтов. Его отец уже умер, и у него на руках старая больная мать. А если мы поженимся, я буду вынуждена оставить работу в школе.
– Почему вынуждены?
– Таковы правила – замужним женщинам не позволяют преподавать. Считается, что, если женщина вышла замуж, она уже обеспечена. Дело в том, что безработных учителей и так слишком много, даже мужчине очень трудно получить место преподавателя. Один наш друг, преподаватель математики, пытался получить работу в одной школе на Юге. И знаете, какой там был конкурс? Двести пятьдесят человек на место!
– Да что вы! – Дэниел в изумления поднял брови. – А ваш жених… он не смог добиться, чтобы фирма компенсировала ему хотя бы часть денег?
– Нет. Но он далеко не единственный, кто потерял деньги на крахе Палмеров. Сотни других людей вкладывали свои сбережения в дело Палмеров, и все остались ни с чем. А многим эти деньги достались тяжким трудом. Вы подумайте, человек мог трудиться долгие годы, чтобы заработать какие-то жалкие двести фунтов, которые он спешил вложить в этот прибыльный бизнес. Теперь эти люди потеряли все до последнего пенни. Крах фирмы стал тяжелейшим ударом для многих простых людей.
Дэниел посмотрел на Бриджит, задумчиво созерцающую развалины завода, и вдруг у него возникло непреодолимое желание схватить ее за руку и бежать с ней подальше отсюда – подальше от этих развалин и от безнадежно унылых улиц, на которых жили несчастные голодные люди. Атмосфера всеобщей бедности и упадка подействовала на него угнетающе, и сейчас ему не терпелось поскорее выбраться из Джарроу.
– Пойдемте, – сказал он и удивился, услышав, как резко прозвучал его голос. – Пойдемте скорее отсюда.
– Что? – его слова вывели ее из глубокой задумчивости. – Ах, вы хотите уйти? Простите… – Она повернулась к нему и, встряхнув головой, рассмеялась. – Ну вот, опять я говорю вам «простите». Я только и делаю, что прошу у вас извинения. Но я не должна была приводить вас сюда – я знаю, это место выглядит так печально… Я просто подумала, что…
– Я знаю, что вы подумали, – улыбнулся он. – Вы привели меня сюда в образовательных целях: вы вполне справедливо посчитали, что я, будучи иностранцем, должен узнать и увидеть все стороны вашей жизни. Что ж, отрицательную сторону вы мне показали – теперь давайте перейдем к положительной. Какой ваш самый лучший театр?
– О, но ведь уже поздно! Все спектакли уже начались.
– Ладно, тогда отложим до завтра. Завтра вечером, надеюсь, вы свободны?
Она некоторое время колебалась, не сводя с него внимательного взгляда.
– Да, – ответила она наконец с коротким нервным смешком.
– Чудесно. А теперь пойдемте.
Он взял ее за руку, и быстрым шагом направился в сторону дороги, по которой они пришли.
Несколько минут они шли молча, потом она начала говорить – говорить быстро и без умолку, словно поставила себе целью заполнить тишину, рассказывая ему все, что она знала об истории Джарроу. Он шел рядом с ней молча, следя за выражением ее лица и пропуская мимо ушей большую часть ее слов. Когда они дошли до Дистрит, он прервал поток ее красноречия.
– На нем написано «Шилдс», – сказал он, глядя вслед обогнавшему их автобусу. – Мы пропустили наш автобус, мисс Малхолланд.
– О, в самом деле! – Она посмотрела на него и нервно моргнула. – Я понимаю, вам все это неинтересно, – добавила она, опустив глаза.
– И вы не ошибаетесь. – Он смеялся. – По крайней мере, на сегодняшний вечер с меня достаточно бесед на социальные темы. Я уже знаю все об Эллен Уилкинсон, о мистере Вальтере Рансмане, о советнике Дэвиде Рили, этом замечательном ирландце, о епископе Гордоне, о дядюшке Томе Коблее и о многих других.
– О, прос…
– Да, да, я это уже слышал.
Теперь оба смеялись.
– А знаете, мне нравится Джарроу, хоть он и выглядит ужасно, – сказала она через некоторое время. – Точнее, мне нравится не сам город, а люди – по крайней мере многие из них. Я сама родилась и выросла в Вестоэ. Я думаю, вам известно, сэр, – она серьезно повела головой, – что Вестоэ – самый престижный район Шилдса. Но я всегда предпочитала ему Джарроу. А мама, наоборот, терпеть не может Джарроу. Наверное, это потому, что она родилась здесь… А вот и автобус. На этом мы можем доехать до порта, а там пройдем пешком.
Когда они сели в автобус, она сказала:
– Жаль, что я отдала машину Питеру. На машине было бы удобнее. Но ему она нужна больше, чем мне.
– У вас есть машина?
Она скосила глаза на него и слегка улыбнулась.
– Мне бы следовало ответить на это, – прошептала она, – что машины есть не только у американцев.
– А сейчас вы опять скажете мне «простите», – прошептал он в ответ, почти касаясь губами ее уха.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Вы умеете водить? – поинтересовался он.
