– Ступайте себе, иначе надеру вам задницы.
Тон, каким была произнесена эта отповедь, свидетельствовал, что эпизод доставляет ему удовольствие. Она открывала в Мануэле все новые неприятные черты.
– Чего же ты ждешь? Попробуй!
– Заткнись, Эм! – Спутница нахалки тоже прыснула. – Не видишь, он с подружкой!
– И верно! – Задира посмотрела на Аннабеллу так, словно только что заметила ее присутствие. Аннабелла тоже уставилась на нее, борясь с желанием поставить ее на место. Чтобы не сорваться, она опустила глаза. Мануэль сказал более суровым голосом:
– Ступайте своей дорогой.
Девицы рассмеялись и с криком: «Боишься, что утащим, красавчик!» – были таковы.
Прошло несколько минут, и толпа схлынула. Мануэль и Аннабелла стали рассматривать витрины с антикварной мебелью, бакалейными товарами, окороками, тортами, галантереей. Вся улица была в лужах, и проезжавшая мимо карета изрядно их обрызгала. Через несколько ярдов карета остановилась, кучер спрыгнул с облучка и помог даме в пышных юбках пройти фут-другой по мокрому булыжнику. Увидев даму, Аннабелла шарахнулась в сторону от Мануэля. Недавно она вспоминала миссис Фергюсон, и вот теперь едва с ней не столкнулась!
Мануэль нагнал ее и спросил на ходу:
– Вы знакомы?
– Да.
– Сомневаюсь, что она узнала бы вас, даже если бы заглянула вам под капюшон, слишком испачканное у вас личико.
Она потерла щеку.
– Да и одежда! Вы ничем не отличаетесь с виду от этих… – Он мотнул головой. – От фабричных девчонок.
Она едва не поблагодарила его за комплимент. Вместо этого попросила сдавленным голосом:
– Не могли бы мы покинуть город… ненадолго, разумеется? Прогуляться по окрестностям…
– Это можно.
Но выбор места для прогулки оказался неудачным. Вместо садов, фруктовых деревьев и крыжовника они оказались на свалке, наполнявшей вечерний воздух тошнотворной вонью.
– Пойдемте. – Они покинули неприятное место, перешли по мостику через ручей и вышли в поле, где Мануэль указал ей на поваленное дерево и предложил присесть.
Оба сели и на какое-то время лишились дара речи, настолько поле и дерево напоминали луг для верховой езды в имении. Ему вспомнилось то утро, когда он впервые привел ее на тот лужок. Уперевшись локтями в колени, он сказал:
– Так не может продолжаться. Сами видите, каким неудачным оказался ваш замысел.
Ей ли было с этим спорить? Но выбирать не из чего. Вернуться домой она не могла. Искать приюта можно только на Крейн-стрит, однако от одной мысли о том месте и населяющих его людях, в том числе родителях, ей делалось дурно. Лучше уж головой в воду!
– Мне некуда идти, кроме Крейн-стрит, – сказала она. – Хотите, чтобы я туда вернулась?
Он опустил голову и смолчал. Она сказала:
– Я вам в тягость. Но это ненадолго, я найду работу. У меня есть образование…
– В том-то и беда! – Он вскинул голову. – У вас есть образование, с которым вы можете поступить только в гувернантки, а вы сами говорили, что это не для вас. Если вы останетесь со мной, то для вас может найтись другая работенка, для которой понадобятся не мозги, а мышцы, выносливость и смирение. Разве вам по нраву гнуться в три погибели, прибираться и подавать другим еду?
Он рассчитывал, что она задумается над его словами, однако вместо этого она воскликнула с пылающим взором:
– Вас посетила счастливая мысль, Мануэль! Вот что я могу делать – подавать еду! Я хорошо разбираюсь в убранстве стола и подаче блюд. Да, это дело для меня.
– Ах, черт! – Он взъерошил себе волосы и вскочил. – Скорее обратно! Вам лучше урвать часок-другой сна, пока туда не понабились остальные постояльцы, при них вы не сомкнете глаз. – Он отошел на несколько шагов, обернулся и, глядя, как она поднимается с бревна, спросил: – Вы хоть знаете, куда угодили на ночлег, мисс Аннабелла?
На этот раз он произнес слово «мисс» не только без почтения, но и, как ей показалось, с сарказмом. Она поспешно задрала подбородок и ответила:
– Не знаю. Узнаю к утру.
Они смотрели друг на друга; ее забрызганное грязью лицо оставалось прекрасным, однако он без устали напоминал себе, что она не более чем ребенок; она же заглядывала в темно-карие глаза человека, которому когда-то по-детски предложила свою дружбу и которого теперь начинала побаиваться.
В помещении уже были люди. Это стало ясно еще до того, как они открыли дверь. В комнате их оглушил кашель. Слева от двери на мешке, брошенном на матрас, сидела женщина; мужчина прижимал к ее рту тряпку. При появлении новеньких он с извиняющимся видом поднял на них глаза. На тряпке, которую он держал у рта женщины, расплывалось красное пятно. Мужчина поспешно сложил тряпку, вскочил и поздоровался с Мануэлем и Аннабеллой. Мануэль ответил на приветствие.
– От дождя и холода ее опять начинает мучить кашель. – Мужчина смотрел на женщину.
