чих-пых для полноты ощущений и сочности картины Ричард Гир практиковал засовывать себе в… Как бы это поделикатнее… А, чего уж там, из песни слов не выкинуть! Он засовывал себе в жопу хомяка, завернутого в полиэтиленовый пакет. Что интересно, хомяка живого и каждый раз нового. На естественный вопрос «зачем?!» есть только один приемлемый ответ: ему так, наверное, больше нравилось фаршировать старуху Синди.
Лично я плохо его понимаю, и вообще нахожу такую привычку несколько эксцентричной. А кто-то, возможно, его и вовсе осудит. Однако, друзья мои, давайте отнесемся к этому факту спокойно и толерантно, как современные европейские люди. Давайте не будем лицемерно ужасаться: «Ах, хомяка! Ах, Ричард Гир! Ах, в жопу! Какой кошмар!».
Не будем отвлекаться. Вот значит, запихивает Ричард Гир хомяков в гудок, запихивает… И все шло хорошо и гладко. Пока однажды не попался ему хомяк с характером – настоящий такой Сухэ Батор, сын джунгарских степей. Свободолюбивый грызун не пожелал мириться со своей второстепенной ролью. Если вдуматься, это и в самом деле унизительно: сидеть у некто в жопе в тот самый момент, как этот некто яростно отжариваетт третье лицо.
И хомяк прогрыз пакет насквозь. Вы видели, какие у хомяков бывают зубы? Ну вот то-то… Когда Ричард Гир, неожиданно укушенный изнутри, заорал диким голосом, безмозглая фотомодель спросила его:
– Милый, тебе, правда, со мной ТАК хорошо?
Что ответил на это Ричард Гир неизвестно.
Во избежание судебных разбирательств и обвинений в клевете повторяю: это мне Леоныч рассказал. Все вопросы и предъявы – к нему.
Вторая история такая.
Торчу я как-то у Леоныча в Инженерном. Так, безо всякой служебной надобности, просто проведать его зашел. Сижу на обшитой медью стойке гардероба, чай пью, ногами болтаю. Вдруг открываются двери и заходят две девушки неуловимо иностранной наружности. И весьма недурной, смею вас заверить. Такой, знаете ли, нордический тип. Полубрунгильды. Смахивая с белокурых локонов снежные хлопья, они неуверенно оглядываются по сторонам и, наконец, спрашивают:
– Здраффстфуйтте! Этто ли есть Третьякоффская галлеррея?
Какая удача! Чтоб вот так – сами в руки… Тут каждая секунда дорога, ребята. И еще очень важно, чтобы тебе не мешали дилетанты. Операция должна быть проведена молниеносно и с ювелирной точностью. А дилетанты все только портят.
Ставлю чашку, нагибаюсь, быстро пристегиваю раскрывшего варежку Леоныча к стулу его же зиг- подтяжками, и изящно перепрыгиваю через стойку. Хоп! И я уже перед брунгильдами, на расстоянии штыкового удара. Атлет Леоныч, который всегда не прочь блеснуть натренированностью упругого тела, пытается с нарочитой легкостью сделать то же самое. Эдак с хорошей амплитудой, с упором на одну ручку… Понятное дело, со стулом за спиной особенно-то не попрыгаешь. С треском, грохотом, и неожиданно визгливым вскриком «мама!» он валится назад. Девки испуганно смотрят на меня. Я выхожу на первый план и делаю пояснение:
– Не обращайте внимания, прошу вас! Это мой друг. Он немного неловок.
Из-за стойки поднимается Леоныч и у него такой вид, что мертвый вздрогнет. Подтяжки отстрелились, пиджак перекосило, штаны сползли. И еще он пытается одновременно улыбаться девушкам и корчить злобные рожи мне. Девки начинают ржать. Этого-то мне как раз и нужно.
– Так это Третьякоффская гал-лер-рея? – спрашивают они сквозь спазмы.
– Натюрлих, майн либе фройлян! Именно то, что вы ищите! Желаете ознакомиться с экспозицией?
И делаю ножками несколько ловких па марлезонского балета.
Тетки покраснели и опять захихикали:
– О, да! Конешшно! Где можем мы купить билет-ты?
Я махнул рукой:
– Ах, что за пустяки! Уверяю вас, это совсем необязательно. Если позволите, милые фройлян, я готов с радостью сопровождать вас в Галерею. По ВИП-программе!
– О, да! Мы желаем! – тетки округлили глаза и одобрительно закивали головами.
Позади Леоныч все еще пытался отцепиться от стула и пока никак не мешал разговору. Это мне было, разумеется, только на руку – есть возможность проявить себя во всей красе и застолбить делянку. Кто поспел – тот и съел!
– В таком случае, извольте следовать за мной, – говорю я теткам, делая широкий приглашающий жест. А Леонычу небрежно бросаю самым покровительским тоном: – Ты посматривай тут, дружок. И чтоб без глупостей у меня. Пришлю подмену тебе часика через три.
Леоныч, придерживая порты руками, разъяренно прыгает за стойкой, размахивает своими скинхедскими помочами и беззвучно проклинает меня.
– А вы какой-то начал-льник, да? – спрашивают тетки с уважением.
Что значит Европа! Сразу просекли, что к чему, и ху из ху.
– Можно и так сказать, – отвечаю я с нарочитой скромностью, но вместе с тем так, чтобы им было понятно – их предположение верно.
– Ваш друкк такой смешной челоффек.
– Однако он не так прост, как кажется. Его предки когда-то давно приехали из бескрайней степи на низкорослых мохнатых лошадках.
– Да что вы!
– Именно, уверяю вас! На лошадках.
