Какое-то время Креков действительно отсутствовал. Где он был неизвестно, но пребывание там не пошло ему впрок. Когда Креков протрезвел до состояния достаточного для того, чтобы осмыслить все с ним случившееся, он забурел… Почувствовав острую горечь от допущенной в отношении него несправедливости, Креков возжелал отмщения. Его несломленный дух восстал и требовал немедленного возмездия гонителям свободы. С этими туманными намерениями карбонарий каким-то образом проник обратно за чугунный третьяковский забор.
Галерея к тому времени уже закончила свою работу, так что граф наш Монтекреков ломился в закрытые ворота. Он барабанил по ним ногами и орал неожиданным шаляпинским басом на весь Лаврушинский: «Ваня, выходи!!! Будем биться!!!». Отчаянный Креков – забубенная головушка, – по очереди вызывал на бой все руководство смены, включая любезного Сергея Львовича. Когда же карбонарий стал поминать недобрым словом
Так закончилась крековская служба в «Куранте» – короткая и яркая, как след упавшей звезды.
Остается только добавить, что Креков упер с собой служебный пейджер, и Е.Е. пришлось лично ездить к нему в Жулебино за упомянутым прибором. Креков, ушедший в глубокий запой, Е.Е. не признал, но пейджер благородно вернул. Правда, аккумуляторы исчезли без следа.
9. SLO как инструмент контекстного воспитательного воздействия
Михаил Борисович Лазаревский эпизодически уже появлялся в нашем повествовании. Так, мелькал, знаете ли, попрыгивал. Там да сям. Могло даже сложиться впечатление, что Михаил Борисович – суть проходной, несущественный персонаж, пресловутый «кушать подано». Мол, автор упоминает о нем разве что только одной проформы ради. Мол, только лишь по причине того, что как-то неудобно все о себе, да о себе. Как-то неделикатно это.
Нет, братцы мои. Михаил Борисович Лазаревский – фигура весьма примечательная и даже, как сейчас принято выражаться, знаковая. И лучше поступиться описанием пары-тройки курантовских идиотов, чем предать забвению его светлый образ.
Я точно сейчас не припомню, при каких обстоятельствах Михаил Борисович появился в Третьяковке. Как-то не закрепился этот момент в памяти. Могу только свидетельствовать, что Михаил Борисович поступил на Службу полугодом позже меня самого.
Факт его давнего знакомства с Сергеем Львовичем Шныревым был неоспорим. Это знакомство завязалось еще в МИФИ, где они вместе учились на факультете теоретической физики. Крепка инженерно- физическая дружба – и Лазаревский со Шныревым в лихую годину экономических преобразований сделались компаньонами по малому бизнесу. Промышляли компаньоны всякими темными делишками. Кажется, там было что-то связанное с недорогими китайскими пуховыми полупальто, или с футболками BOSS, или с махеровыми беретами, или типа того.
Пик их творческой кооперации пришелся на то непродолжительное время, когда они соучредили рекламно-производственную артель «Прометей». С помощью аккуратно позаимствованного из лаборатории МИФИ лазера артельщики устраивали незабываемые космические шоу на стенах домов в Орехово-Борисово. Если бы Жан-Мишель Жарр увидел это – он убил бы себя.
До сих пор перед глазами стоит один дюже концептуальный креатив от «Прометея». Представьте.
Мерцающий зеленым цветом Дед Мороз идет по стене справа налево. Как положено, тащит мешок с подарками. На мешке крупно написано «Копьютер «Формоза». Вдруг, откуда ни возьмись, появляется мальчонка, одетый для Нового года немного легкомысленно – в трусы, сандалии и майку-алкоголичку. Дед Мороз вручает ему мешок. Мальчик начинает прыгать от радости, как заводной заяц. Дед разворачивает знамя с надписью «Компьютер «Формоза» – лучший подарок!». Потрясенный, я плакал.
Кстати, своими космическими предствлениям «прометейцы» изрядно беспокоили непросвещенный ореховский люд. В частности, маму одной моей одноклассницы. Мама одноклассницы утверждала, что у нее от этих шоу стремительно развиваются многочисленные фобии техногенного происхождения. Она, видите ли, не может спокойно спать у бетонной стены, когда по той снаружи прыгают лазерные белочки, призывающие покупать стиральный порошок. Вдруг это вредно?
Неспокойная мама взбаламутила народ. Дело дошло до стихийных митингов жителей окрестных домов, причем сходки проходили под лозунгами самого радикального и разнузданного толка. Если вкратце, то митингующие не в шутку грозили присадить руководство «Прометея» на кукан. А то, что, например, у них все подъезды от пола до потолка обклеены агитацией «Белого братства» их совершенно не волновало. Боже мой! Темнота ореховская, мрачное Средневековье… Стыдно, но это мои земляки.
Михаил Борисович не стал сидеть сложа руки и дожидаться самосуда погромщиков. Он начал действовать. Одним туманным осенним утром на каждом подъезде в округе появились самодельные «Боевые листки» с карикатурами и сатирическими стихами. В них автор едко высмеивал дремучую безграмотность аборигенов, и громогласно заявлял, что, мол, бабкиным суевериям не остановить прогресс. Ход оказался ошибочным – той же ночью в штаб-квартире «Прометея» неизвестные переколотили все стекла. Начало девяностых годов совершенно не располагало людей к самоиронии. По крайней мере, в Орехово.
Михаил Борисович был вынужден пересмотреть тактику. От сатиры и бичевания он перешел к просветительской деятельности. Так сказать, «добрым словом, ленинской правдой»… Михаил Борисович размножил на ксероксе и разбросал в почтовые ящики листовку, в которой подробно разъяснялась полнейшая безвредность лазерных шоу. Отсутствие новых инцидентов показало, что путь был выбран правильно. Не останавливаясь на достигнутом, Михаил Борисович даже прочитал особо возбужденным жильцам в красном уголке местного ДЭЗа научно-популярную лекцию «Гелий-неоновый лазер и Гиперболоид инженера Гарина – разные вещи». Не знаю уж, что он там им наврал, но протесты прекратились.
Все было прекрасно до тех пор, пока не обнаружилась пропажа лабораторного лазера. Во избежание скандала и уголовного дела его пришлось вернуть на место. Артель «Прометей», лишенная основного средства производства, самораспустилась. Пути ее учредителей разошлись, чтобы вновь сойтись уже в Третьяковке.
Впрямую об этом не говорилось, но то, что именно Сергей Львович похлопотал за своего ученого друга было секретом Полишинеля.
На правах старого приятеля Михаил Борисович величал нашего начальника смены не иначе как «Серж», чем приводил последнего в некоторое смущение. Этак грассируя: «Послушай, Сер-р-рж…», и бу-бу-бу про что-то лазерное и кристаллическое.
Первые впечатления от Михаила Борисовича были настороженные. Я таких людей называю «типичный мифист». Вовсе не из желания их обидеть, разумеется. Просто я в свое время имел удовольствие наблюдать этот тип в обилии На мой вкус даже в излишнем.
