– Я думаю, возражать ему нет никаких резонов. Вы человек достойный, надежный, перспективный. Конечно, надо будет с ним встретиться с глазу на глаз, поговорить, рассказать о вас подробнее…
Сергей Ильич слышал, что Стрельников на том конце трубки затаил дыхание.
– Вы понимаете меня, Сергей Петрович?
– Да, Сергей Ильич, отлично понимаю, – отчеканил Стрельников. – Можете передать японским друзьям, что с сегодняшнего дня их яхту и лагерь на берегу будут обходить за версту. Они будут словно накрыты шапкой-невидимкой для моих людей. Пусть ищут, чего им там надобно, без всяких опасений.
– Прекрасно, Сергей Петрович, обязательно передам. Особенно насчет шапки-невидимки. Нашим японским друзьям это очень понравится. Только вы уж не тяните с приказом, добро?
– У меня же не Генштаб, – засмеялся с довольными нотками в голосе Стрельников. – Я сказал, а через пять минут все сделали… Прямо сейчас и распоряжусь. Зачем терять драгоценное время?
– С вами приятно иметь дело, Сергей Петрович.
– Но и вы уж там обо мне не забывайте, Сергей Ильич. Я, конечно, вас не тороплю, но… Вы понимаете меня?
– Все отлично понимаю и сделаю все, что могу. И даже больше. Всего хорошего, Сергей Петрович. Очень рад был вас слышать.
– До свидания, Сергей Ильич. Я рад не менее вашего.
«Ну, еще бы», – подумал Демидов, давая отбой.
Он положил телефон на столик, придал лицу спокойное выражение. Надо думать, Ибука-сан уже знает результаты разговора. Линия Стрельникова была надежно защищена от прослушивания. Но Сергей Ильич был уверен, что за стеной комнаты установлены мощные микрофоны, позволявшие слышать и записывать все, что говорилось по соседству.
Через пару минут раздвинулись двери, в комнату вошел Ибука-сан, бесшумно отпустился на свое место.
– Как ваш сахаринский друг? – спросил он.
Сергей Ильич кратко пересказал весь разговор. Ибука-сан слушал молча, изредка кивая в знак одобрения.
– Мы знари, что можем на вас надеяться, – сказал он, когда Сергей Ильич замолчал.
– Всегда к вашим услугам, – церемонно склонил голову Демидов.
Господин Ибука тоже с важностью поклонился ему.
Больше всего Сергею Ильичу хотелось сейчас выпить рюмку холодной водки, но он был вынужден соблюдать все эти китайские… э-э… японские церемонии, чтобы не обидеть, не дай бог, своего благодетеля. Кажется, на этот раз он угодил ему как нельзя лучше. Впрочем, это пока неизвестно, теперь дело за Стрельниковым. Но там проблем быть не должно, генерал, почуяв верный шанс, своего не упустит. Так что пока все о’кей…
– Вы не против, Сергей-сан, чтобы посидеть здесь еще немного? – спросил хозяин.
– Почему нет? – пожал плечами Демидов. – Время не позднее, спать ложиться рановато…
Ибука-сан улыбнулся и едва слышно хлопнул в ладоши. В комнату вошли давешние девушки, внесли кувшинчик с саке и все остальное. Пирушка набрала силу и пошла по новой. Сергей Ильич расслабился после успешно выполненного задания и пил на радостях за двоих, компенсируя качество количеством.
Через час он уже нагрузился до такой степени, что хватал гейш за широкие рукава-крылья и просил спеть «Есть на Волге утес». И, самое интересное, они пели, чисто выводя мелодию высокими, нежными голосами. Сергей Ильич, прослезившись, громко им подпевал и требовал, чтобы ему дали гармошку…
Потом его вели куда-то две девушки-прислужницы, поощрительно хихикая, когда он хватал их за мягкие места. Через минуту они пришли в одну из комнат, где на полу были расстелены широкие матрасы, а по углам стыдливо горели китайские фонарики.
Сергей Ильич, не отпуская девушек, повалился с ними на матрас. Они, смеясь, помогли ему освободиться от кимоно. Затем быстро разделись сами и прилегли с двух сторон, касаясь его большого тела ласковыми, гибкими руками. Вот одна из них села на него верхом, изогнулась и с тихим стоном начала насаживаться на вздыбленный член. Вторая девушка умело помогала ей. Сергей Ильич, тиская их то за бедра, то за упругие груди, мычал от острого наслаждения.
Что ни говори, а Ибука-сан был очень гостеприимным хозяином.
12 октября, 22.15, Южно-Сахалинск
В ресторане «Старая гавань» гремела музыка, пьяные кавалеры, расхватав девиц, бешено выплясывали на танцевальном пятачке, официантки бегали от столика к столику, торопясь удовлетворить запросы разгулявшихся посетителей.
Роман Морозов сидел за столиком у дальней стены. Столик был рассчитан на двоих, но пока Роман пребывал в гордом одиночестве. Он находился в этом милом заведении, где вовсю гуляла пьяная матросня, уже добрый час, но пока так и не обрел компаньона или, правильнее сказать, компаньонку.
Нет, местные проститутки заметили его тут же и назойливо, как и принято в их общительной профессии, принялись клеить его на предмет незатейливой и недорогой любви. Но Роман, не увидя среди этой вульгарной орды ни одной свежей и по-настоящему симпатичной мордашки, все развратные поползновения сурово отклонил – и остался один-одинешенек. Ибо в это заведение приличные женщины не ходили, а те, что явились сюда в компании веселых гуляк, не очень-то отличались по внешнему виду и поведению от профессионалок.
Сегодня был последний день пребывания Романа на Сахалине. Он находился на острове уже шесть дней, и, надо признаться, тот успел основательно ему надоесть. И за каким лешим, спрашивается, сюда понесло Антона Палыча? Ну, ладно, Антон Палыч, светлый человек, выполнял гуманитарную миссию, у него был долг совести и что-то там еще в этом роде. Но ему-то, Роману Морозову, зачем понадобилось переться к черту на кулички?
А во всем виновата глупая сентиментальность. Побывав по заданию Родины в одной жаркой во всех отношениях ближневосточной стране, он решил отдохнуть от южной экзотики и посвятить законный двухнедельный отпуск знакомству с дальними уголками Российской, так сказать, Федерации. Думал махнуть на Байкал или, скажем, на Камчатку… Стыдно сказать, но к своим тридцати семи он дальше Урала не забирался, а ведь Урал – это только полстраны. Когда-то же надо посетить и другую «пол»! Вот он и решил, что самое время. Не знал только, куда именно направить стопы, целый день голову ломал, весь атлас истрепал, прикидывая и так, и сяк…
А тут песенка как раз подвернулась на «Ретрорадио». Душевная такая песенка, правильная.
Умели при Советском Союзе песенки хорошие сочинять, что ни говори. Романа хоть от некоторых воспоминаний о советской жизни и мутило – ну, там комсомол гребаный, поголовное якобы равенство, запрет литературы и тому подобная шелуха, – но было ведь и то, что любил он беззаветно. Юность, к примеру, свою золотую, школьно-студенческую, друзей детства, военные подвиги великого народа, чистоту ранних московских улиц… Вот, грешным делом, ретроволну теперь слушал и порой разве что не таял от песенок Эдуарда Хиля и Эдиты Пьехи, Анны Герман и молодой, нечеловечески талантливой Аллы Пугачевой.
Вот и эта песенка про Сахалин, спетая неизвестным исполнителем, обладающим тем не менее дивным баритончиком, была чудо как хороша.
И так вдруг Романа пробрало – до самого нутра. Какие слова!
В общем, выбор был сделан без колебаний, и уже на следующий день Роман летел на Сахалин, предвкушая массу туристических удовольствий.
Но, как выяснилось очень быстро, человек всего лишь предполагает – и предполагает крайне наивно.
