– Хорошо, пусть моя. Но я требую немедленно подключить к поискам Горина дополнительные силы.
– Чего? Требуешь? Да ты понимаешь, с кем ты разговариваешь?
Вировойша начал подниматься из кресла, как джинн из бутылки, вырастая с каждой секундой все выше.
И в этот миг в кабинет вошел Шляпников.
Вировойша и Рита вскочили.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – гаркнул Вировойша.
– Здравствуйте, – просверлив Риту взглядом, сказал Цилиндр. – Садитесь.
Он сел на стул напротив старшего лейтенанта.
– Что за шум у вас тут стоял?
– Так, товарищ генерал, – смутился Вировойша. – Обсуждали текущие дела.
Взгляд Шляпникова медленно перебрался на него.
– И что за дела? Мне не расскажете? По секрету, конечно.
Отходчивая Рита чуть не прыснула. Вировойше, однако, было не до смеха.
– О писателе Горине говорили, товарищ генерал, – доложил он.
– И что же? Пишет писатель?
– Не знаю, – растерялся Вировойша.
– Плохо, что не знаете. Ну, а вы что скажете? – обратился Шляпников к Рите. – Насколько я помню, именно вам было поручено опекать его.
– Так точно, мне, товарищ генерал.
– Ну, и как успехи?
Рита бросила косой взгляд на Вировойшу.
Тот до предела выкатил глаза, умоляя ее молчать. Но тут Шляпников блеснул взором, и Вировойша сник.
– Слушаю вас, старший лейтенант, – другим тоном, в котором явственно зазвенели стальные нотки, заговорил Шляпников.
Рите ничего не оставалось делать, как во всем чистосердечно признаться. А сколько можно оставаться крайней не по своей вине? Надоело. Пора понять, что к ее голосу тоже стоит прислушаться. Единственное, чего не рассказала Рита, – это то, что Вировойша не захотел посылать всю группу на поиски Горина. Рита просто переадресовала свое предложение Цилиндру и замолчала, ожидая его решения.
Шляпников тоже молчал, и Чернова пала духом. Напрасно она вылезла. В этом царстве мужчин ей делать нечего. Ее удел – выполнять приказы, исходящие свыше. И хотя генерал слыл человеком мудрым, она была уверена, что вынесенное им решение будет в пользу Вировойши на том лишь основании, что он – мужчина, и, значит, только ему и можно доверять.
«Если и Цилиндр упрекнет меня, – решила Рита, глядя на неподвижное лицо шефа, – напишу рапорт. Пойду в частное агентство. Там, по крайней мере, к женщинам относятся с пониманием. И не надо вскакивать только потому, что входит старший по званию».
– Думаю, что предложение правильное, – сказал, наконец, Цилиндр, неторопливо подыскивая слова. – Горин – наша единственная серьезная зацепка в этом деле. Майор, немедленно дайте в помощь старшему лейтенанту остальных сотрудников. Если понадобится помощь смежников, согласуйте через меня и действуйте. Все.
Шляпников поднялся и направился к двери. Вировойша и Рита вскочили.
Дверь закрылась. Рита боялась смотреть на Вировойшу.
– Что, получила свое? – прошипел тот. – Довольна?
Рита повернулась к нему и с удивлением поняла, что он вовсе не красив. Какая-то рассерженная, в красных пятнах на мучнистых щеках баба с залысинами. И что в нем находят девчонки из Управления?
– Довольна, товарищ майор, – сказала она. – Теперь можно, наконец, нормально работать.
– Ах ты!.. – только и сказал Вировойша и тут же смолк под сверкающим взглядом Риты.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, затем Вировойша тяжело опустился в кресло.
– Можете идти, товарищ старший лейтенант. Сергеева и Ивакина я к вам пришлю.
– Есть, товарищ майор.
Чернова вышла из кабинета и подумала, что до скончания дней своих заимела самого лютого врага из всех, каких только можно было представить.
Проверка
Егор провел беспокойный день. После того как Берг и Вадим исчезли, оставив его на попечение Филина, он вполне осознал значение слова «маяться». Несмотря на обширность участка, на котором был построен дом и ряд хозяйственных построек, деваться ему было некуда. Он, исключительно чтобы убить время, и поплавал в бассейне, и почитал газеты, и пообедал – снова в компании Филина, но его волнение с приближением вечера только усилилось.
Горин и желал, чтобы он наступил скорее, и боялся его. Предстоящая проверка, суть которой ему так и не раскрыли, виделась ему чем-то каверзным и опасным, и он заранее прокручивал в голове сотни вариантов, знакомых ему из фильмов или из книг или подсказанных собственным воображением, пытаясь предусмотреть все неожиданности, с тем чтобы в момент возникновения оных быть к ним готовым и встретить их с достоинством и бесстрашием.
То он спасал кого-то из горящего дома. То показывал чудеса прозорливости, предсказывая прошлое и будущее указанных ему людей. То предотвращал авиакатастрофу, в последний миг направив безнадежно падающий самолет на спасительные огни взлетно-посадочной полосы. То разоблачал грязные намерения партнеров Вадима и Берга по бизнесу.
И так далее в том же духе.
Жизненный опыт говорил Егору, что предусмотреть всего нельзя, но, поскольку он был предоставлен самому себе и заняться ему было совершенно нечем, Горин продолжал изводить себя все новыми и новыми домыслами и в результате взвинтил себя до такой степени, что едва мог удерживать чашку в дрожащей руке.
Кроме того, он беспокоился об оставленных в Москве делах. Книга завязла, это понятно. Надо было как-то предупредить издателя о переносе сроков, но Филин посоветовал пока никуда не звонить, и Егор не мог не внять этому совету, подозревая, что попытка его нарушить будет строго пресечена. Как долго он пробудет в гостях у своих новых знакомых, он тоже не знал. Этот пункт оговорить как-то не успели, а спросить до вечера было не у кого. И Егор мучился мыслью, что с издательством возникнут проблемы, ибо книгопечатание – бизнес суровый и несоблюдение договоренностей карается в нем не менее строго, чем в любой другой области. Он было подумал, что будет писать здесь, благо тишина стояла мертвая и комната у него была отдельная. Но, прислушавшись к себе, понял, что в этих условиях не выжмет из себя ни одной строчки. Слишком давило на него чужое пространство, в котором, как звуковые волны, угадывалось присутствие чего-то гнетущего, тревожного, и все, что он мог здесь делать, это только ждать.
– Когда приедут Вадим и Берг? – спрашивал он у Филина, сидевшего перед телевизором, держа в руках огромный пакет чипсов.
Тот пожимал своими большущими плечами.
– Вечером.
– Вечером – это когда? – допытывался Егор.
– Точно не известно. Они позвонят.
Горин на минуту присаживался к телевизору, но скоро хруст методично пожираемых Филином чипсов выводил его из себя, и он, едва сдерживая негодование, выходил на улицу.
«Этого не может быть, – говорил он сам себе, вышагивая вдоль железного забора. – Я известный писатель, умный человек, развитый, изобретательный, сижу по какой-то причине в этой клетке и боюсь высунуть нос. Что, вообще, происходит? Почему я позволил заточить себя сюда? Да, я испугался. Но кто бы не испугался на моем месте? Любой нормальный человек наложил бы в штаны. Так что нечего себя терзать. Другое дело, что я не попробовал искать другие варианты. И, кажется, доверился первым попавшимся проходимцам. Да, но они спасли меня. И предоставили убежище. И пообещали решить все мои проблемы. Кто еще способен на такое? Милицейский генерал? Шум бы он, безусловно, поднял, но вот на руку ли он мне? Нет, только не генерал. Девушка из ФСБ? Еще хуже. Что касается прессы, то это заведомо дурацкая
