имеет права знать, что происходит со мной. Если же всё это покажется ему сумасшествием или гормональной блажью, тем лучше – это будет его выбор.
Мне даже ничего не нужно было предпринимать. Андрей сам позвонил в канун Нового года.
– Мне показалось, ты не против увидеться.
– Пожалуй. Но ты рискуешь испортить себе праздник.
– Вряд ли.
– Тогда приходи. Ко мне.
Как не странно, я вдруг стала абсолютно спокойна. Внутри меня поселилась уверенность идиота, не сомневающегося в своём счастье. Я даже приготовила праздничный ужин. Точнее накупила гору фруктов, напекла, нажарила, натушила всевозможного мяса и морепродуктов, нисколько не беспокоясь о гастрономической совместимости всего этого изобилия. А зачем, если мы оба предпочитаем чьи-нибудь рёбра селёдке под шубой и традиционному салату. Подарками мы тоже обменялись в прямом смысле этого слова: он вручил мне свою гитару, а я ему свою. Вот так получилось. И разговор начался сразу и легко, как будто я раскрывала душу родному брату, ничего не утаивая.
– Ты слышала что-нибудь о параллельных мирах?
– Думаешь? Это же фантастика.
– Фантастика – это всего лишь законы природы, которыми мы не научились пользоваться. Если тебе пришла в голову мысль, значит она имеет право на овеществление, если так можно выразиться.
– Ну знаешь, тогда мы в ответе за каждую свою мысль.
– Естественно. Есть такая теория, что мы на протяжении жизни создаём своей деятельностью, эмоциями, мыслями целые миры, которые в собственности и служат нам в дальнейшем пристанищем. После так называемой смерти.
– Ага, и соседствуем там с единомышленниками.
– Возможно.
– А Ольга сказала, что психиатр нужен мне.
– Ну, это пока подождёт. Кстати, где ты эти фильмы-то насобирала? В наших магазинах они бывают крайне редко. Я по крайней мере не встречал. Это же не боевики, насколько я понимаю.
– Да уж. Не боевики. Мне их ученик принёс. Богдан.
– Оба?
– Да. И говорил, что ещё есть. Стоп. Он знает какого-то учёного. С потрясающим внешним сходством. Подожди! При чём здесь параллельные миры и всё такое?
Андрей как-то нехорошо улыбался. Мне не нравился этот почти оскал.
– Что? Что ты думаешь?
– Я думаю тебе предстоит разговор с твоим учеником. Но будь осторожна. Они играют только в свои игры.
– Кто они?
– Ученики. Дети. Играют.
– А?
– Кстати, ты знаешь его родителей?
– Вот те раз! А я ведь их никогда не видела. На собрания и дни открытых дверей они не ходят – всегда заняты, а учится он прилично – нет смысла их беспокоить. Впрочем, он не один у нас такой.
– Ещё бы.
– Что, ещё бы?
– Ну, школа специфическая. Из-под родительской палки долго не протянешь. Так что они вынуждены быть самостоятельными.
– Всё-таки любопытно, я даже не знаю, кто они?
– Кто?
– Родители его.
– Значит и не нужно.
– Тогда зачем ты спрашивал?
– Убедиться, что тебе есть смысл пообщаться с собственным учеником на весьма щекотливую, но интересующую тебя тему.
– Почему-то мне кажется, что ты чего-то не договариваешь.
– Потому что я имею право говорить тебе только то, в чём уверен.
– Может быть мне нужно знать все твои мысли?
– Тебе нужно совсем другое.
Он обнял меня, и я почувствовала, что мне этого недостаточно. Я сама поцеловала его губы.
– Андрей, ты хочешь этого?
– Да, если этого хочешь ты
– Даже, если мне всего лишь нужна твоя мужская сила?
– Именно поэтому. Я могу тебе дать всё, что нужно сейчас.
– Зачем ты делаешь это?
– Таково моё желание. Не более того.
Его руки были нежны, а губы трепетны, и тело моё с удовольствием отвечало на все его ласки. И мне не приходила в голову даже мысль, что я изменяю своей любви – это было всего лишь утоление измучившей меня жажды свежей родниковой водой, чтобы найти силы добраться до винных погребов.
Ты была абсолютно права, моя дорогая подруга, здоровое, без комплексов, отношение к древним могущественным инстинктам не только доставляет физическое удовлетворение, но и приводит в порядок мозги. Мои отношения с Андреем чётко определились – он стал для меня кем-то вроде наставника, проводника – между нами возникла своеобразная форма любви, целью которой было не воссоединение двух людей, а подготовка к какому-то иному уровню, пока что недоступному моему пониманию.
Теперь я могла свободно говорить с Богданом. Но всю третью четверть он почти не бывал на моих уроках. Серьёзных олимпиадников перевели на свободное расписание в связи с подготовкой к международным соревнованиям, и, хотя сборы проходили в нашей школе, общение с участниками было весьма проблематично.
Однако приближался литературный вечер в одиннадцатом – первом – это у нас такая своеобразная форма, точнее попытка, заинтересовать физиков лирикой. Требуется всего-навсего взять какое-нибудь литературное произведение и по его мотивам поставить небольшое, на полчаса, представление. Вариантов масса: от простого чтения стихов под музыку, до вполне приемлемых миниспектаклей. Классный руководитель единички, по своему обыкновению и уважительным причинам, отсутствовал, и ребята попросили меня помочь им. Пришлось отвести на это пару учебных часов и несколько свободных вечеров.
Я честно пыталась предложить что-нибудь серьёзное: сделать спектакль по Чехову, или Маяковскому, или Дюрренматту, но на эти уроки, вероятно по просьбе одноклассников, явился Богдан.
Все очень внимательно выслушали мою вдохновенную речь о русской классике на сцене, о зарубежной одноактной драматургии, даже записали некоторые фамилии. Но выбор их был ошеломляющим и не имеющим никакого отношения к моим предложениям и предположениям.
– А давайте поставим Гарри Поттера. Только всё переделаем. Или продолжение прикольное придумаем.
– Гарри Поттера? Ребята, это не серьёзно! – Надо же было так сглупить! Но я ведь ждала совсем другого, и они застали меня врасплох.
– Не серьёзно? А Вы читали?
– Читала.
– Только не говорите, что всё время хотели захлопнуть книгу и бросить её в урну.
– Не скажу. Местами это было весьма захватывающе.
– Тогда, что Вас смущает?
– Просто я считаю, что в одиннадцатом классе люди дорастают, по крайней мере некоторые, до Бунина и Достоевского.
– Отлично! – Оживился Богдан – Ставим Достоевского. Сцены из «Преступления и наказания», только
