– Всё? – тихо спросил Богдан.

Павел не ответил. Он подошёл к двери в ванную комнату, взялся за ручку, повернул её, слегка потянул на себя, послышался мерный стук водяных капель. Заметив женщину, стоявшую у зеркала, Павел замер на пороге. Он знал, какое отражение увидит она, если он подойдёт. Одно отражение. И резко захлопнул дверь.

– Не всё – спокойно произнёс он.

– Нет! – заорал Богдан – Вы закрыли портал!

– Есть и другие. В обход, так в обход.

– Что? Что Вы собираетесь делать? За Вами…

– Пойти на твой выпускной. Ты ведь хотел? Не портить же тебе праздник.

– Не ценой жизни!

– Вообще бесплатно. Мы уйдём через твою квартиру, «совсем не так, как бы тебе хотелось». Там ведь сейчас пусто. Даже кота нет. Веди!

Павел настроил сканер и, вцепившись в него как в стилет, ухватил одуревшего Богдана за локоть, и они рванули в серый забрезживший проём в виде готической арки, неоштукатуренной с торчащей по углам дранкой.

– Извините, папа не поставил дверь.

– Слава Богу, меньше преград.

– Тут осторожно, ремонт незакончен. Он никогда не бывал закончен, и длится всю мою жизнь.

– А ты думал легко жить между мирами?

– Что? Понял. Вы думаете, папа? А мама?

– Не болтай много, а то не увидишь ни папу, ни маму.

Они очень торопились. Выпускной вечер должен был давно начаться, правда официальная часть их нисколько не интересовала. У них вообще были другие заботы.

– Но, если вы встретитесь там, в лицее, всё пойдёт не так. Не известно, как. Вы уверены, что сможете…

– Боишься потерять очки?

– Мне плевать на очки. Стало плевать. Они, похоже, не имеют значения. А Вы. Вы не такой, как остальные, которые до Вас…

– Поэтому ты и просил помочь?

– Если честно, я не сразу въехал. Думал, будет прикольно.

– Загнать гейма его же собственными руками? Дитя, если бы ты, кроме английского, учил русский, мог бы заметить одну особенность. Это в английском слова «игра» и «дичь» – омонимы, а в русском есть однокоренное «дикий» – то есть неприручённый, неподчиняющийся.

– И что Вы намерены делать?

– Ты сам предложил – в обход, через уровни.

– То есть?

– Сиганём через флажки и уведём в конце концов всю стаю.

– Вам придётся взлететь.

– Лишь бы ты не оказался слишком тяжёл?

– Я похудел.

Во дворе лицея и в вестибюле было уже почти пусто – все поднялись в актовый зал. На площадке мраморной парадной лестницы стояли две женщины: директор школы и учитель литературы.

– О, Павел – послышался приветливый вкрадчивый голос Наины Глебовны – Какая приятная неожиданность. М – да. Что раньше не заходил?

– Повода не было. Здравствуйте.

– Повода? За два с небольшим десятка лет? Не думала, что ты можешь идти у кого-то на поводу. Что тебе вообще нужен, м-м-нэ, поводок? Рвите его мой друг. Тем более, что он о двух концах.

– Гораздо больше.

– Тогда затяни, если вычислил всех. Анна, я подписала твоё заявление – ты свободна.

Хрупкая темноволосая учительница даже не взглянула в сторону своего директора. Она смотрела на Павла, не скрывая ни восхищения, ни страсти. Медленно, как оживающая статуя, она стала спускаться вниз по лестнице, к нему.

– Прощайте – прошептала она, быстро обернувшись, и снова стала не отрываясь смотреть на двоих, замерших у дверей. Чтобы не потерять ни минуты.

– До свиданья, mon ami, до свиданья. Да, Богдан, поздравляю. Миссия выполнена – ты закончил школу. Успехов в Оксфорде и во всех остальных мирах.

Произнеся эти слова, Наина Глебовна заговорщически подмигнула обалдевшему выпускнику и стала подниматься вверх по мраморный лестнице в бельэтаж, напевая какую-то древнюю песню: «Не умирай, любовь…».

Анна, потеряв равновесие, споткнулась (второй раз в жизни) на последней ступеньке, и Павел легко поймал и удержал её от падения. На лице Богдана застыл ужас – он стоял, как парализованный, ожидая, если не конца света, то крушения окружающего пространства по крайней мере.

Она оказалась очень лёгкой, и мне было под силу, почти неся её, полуживую, левой рукой, правой схватить Богдана за шиворот и вырвать из оцепенения, а заодно из стен лицея. Когда-то давно я уже открывал эти двери ногами. Во дворе полыхала, судя по всему не первый час, здание бывшей Лютеранской церкви, и обойти пожар возможности не было.

– Справа от лестницы дверь в чулан, там – дырка в подвал – прохрипел Богдан.

– Помню. Там – проход.

Путь в обратном направлении был тяжелее хотя бы потому, что двери в лицей открывались наружу, то есть теперь на нас. Вестибюль оказался погружённым во мрак и тишину, как будто всё здание было безлюдным. На двери в чулан висел замок. Пришлось опять же воспользоваться ногами и просто высадить эту глупую преграду на фиг. Лаз в подвал, как не странно, оказался свободен. «Во тьме подземелья томится душа». Уже не томится, у неё уже есть цель и определены задачи.

– Я могу идти сам. Отпустите меня – ломающийся голос Богдана, сорвавшись на фальцет, прозвучал в окружающей тишине резко и противоестественно.

– Я слышу голос труб – вдруг ожила Анна.

– Нет, душа моя, Армагеддона не будет! То не трубный глас, а рожок загонщика.

И не стесняясь Богдана, я прижал к себе эту живую женщину, которую любил уже очень давно, а теперь нашёл после многолетних скитаний. Одиссей! Ты меня бы понял.

– Ну что вы, как в дешёвом кино – завопил Богдан.

– Ладно. Сейчас ты прав. Но не советую тебе вмешаться ещё хоть раз!

Мы бежали по бесконечному туннелю, не ощущая за собой никакой погони, но это вовсе не означало возможность передышки. Я узнал дорогу: ещё два поворота направо, потом очень длинный коридор, в конце которого нужно свернуть налево – там дверь в лабораторию. Факела тускло освещали стены из дикого камня. Очень тесно – здесь должен идти один. Из глубины подземелья нарастал гул, и скоро стал различим лай собак, визг тормозов и чахоточный кашель автоматных очередей. Вот она – спасительная дверь. В лицо ударил свежий ветер, наполненный запахами полевых цветов

– Дед? – я машинально нащупал сканер в кармане пиджака.

– Я говорил тебе, здесь нет места для нас двоих. А ты к тому же не один, и ведёшь игру не по правилам.

– Правила изменились.

– Правила никогда не меняются. Есть первая точка отсчёта – она же последняя. И наша функция – стремиться к ней.

– Это ошибка, как и любая попытка ограничения. К тому же была ещё нулевая точка, но неверно считать, что всё сущее начинается с неё – она несла в себе идею, единую и неразделённую.

– Ты взял за основу теорию этого неудачника Гегеля. Я так и думал.

– Нет. Только то, в чём он был прав. Идея – есть первообразная и одновременно производная всех

Вы читаете LOVEЦ
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×