— Остановите здесь!
— Анна Павловна, так нельзя, — пыталась отговорить ее девушка — сотрудница штаба, сопровождавшая Анечку на концерт. — Если вы выйдете здесь, то на встречу наверняка опоздаете. Они же вас не пропустят!
— Остановите! — решительно воскликнула Анечка, хотя в голосе ее слышались слезы. И не случайно. На встречу в ДК «Ноябрь» она ехала из гостиницы, где хотела поговорить с Дикообразцевым. Она без труда разыскала его люксовый номер, но он был полон народу. И Анечка прислонилась к стене в прихожей, где был выключен свет, а потому она с полчаса наблюдала за Дикообразцевым, оставаясь сама незамеченной. Она обо всем позабыла, глядя, как Вар-Равван говорит с кем-то по телефону, беседует с посетителями, смеется. И хотя глаза его были все время грустными от тревоги за Охламовича, Александр Александрович выглядел бодрым и энергичным. И таким нравился Анечке еще более.
Наконец ее опознали. Кто-то, выходивший от Дикообразцева, узнал в полумраке знакомое всем лицо и спросил с удивлением:
— Анна, вы что тут стоите? Вы к исполнительному директору? По делу?
Она улыбнулась.
И этот, ее узнавший, обернулся к Дикообразцеву:
— Сан Саныч! Здесь Анечка Измородина! К вам!
По кабинету расплылась тишина.
— Измородина? Анна Павловна? — заволновался Дйкообразцев. — Заходите же! Заходите…
Еле сдерживая себя, чтобы не броситься к Дикообразцеву и не пасть перед ним на колени, Анна вошла в кабинет своей всем известною легкой походкой, так волновавшей мужчин.
Дйкообразцев поднялся. И смотрел на Анечку растерянным взглядом. Всю эту ночь, все утро он только о ней и думал. Даже когда Мария повисла на нем, умирая, он думал подспудно об Анне. Сердцем. И хотел ее видеть. Но не надеялся повстречать. Ему почему-то казалось, что больше ее он уже не повстречает. Потерял навсегда.
И вот она здесь. Вот она рядом. На расстоянье руки! Чтобы не выглядеть радостным идиотом, Дйкообразцев насупился. И сказал поофициальнее:
— Та-а-ак… вы по какому вопросу? Чем могу быть полезен?
Все вокруг, улыбавшиеся Измородиной с обожанием, оторопели от этой напыженности. Ниннель же Ивановна, сидевшая на диване, с компьютерной быстротою сообразила, что Александр Александрович насупился неспроста. Что-то тут есть. Посмотрим-посмотрим!
Но выпорхнувший из спальни заджинсованный Поцелуев лихо разрушил ее коварные планы.
— Все, все, все, господа и дамы! Уходим, уходим! Не мешаем божественной Анне осчастливить Сан Саныча двумя-тремя словами наедине! — заверещал Поцелуев и протянул свою руку Ниннели Ивановне. — Сделайте мне удовольствие! Разрешите вас проводить!
И надувшей обиженно губки любопытной главбухше-разведчице не осталось другого, как опереться на руку противного Поцелуева и, улыбаясь ему змеино, выйти из люкса.
Все остальные тоже покинули номер, переглядываясь многозначительно.
Так Вар-Равван и Анна остались одни.
— Ты меня… избегаешь? — сонно спросила она. — Почему?
— Потому, что люблю тебя, — был ответ. Обжигающе честный.
Сжатыми кулаками оперевшись на стол, Анна сказала:
— И это значит…
— Да!.. Я люблю тебя, Анна. Но больше никогд тебе этого не скажу. Мы не можем быть вместе, как б этого нам ни хотелось!.. Вместе мы все разрушим, захлебывался словами Дикообразцев.
Анечка все понимала. И знала, что Дикообразце прав. Но согласиться с ним не могла. Не хотела.
— А если попробовать? Вдруг не разрушим…
Дикообразцев не выдержал. Вышел из-за стола и встал перед Анной. Так, что ее дыханье ткнулось ему в лицо.
— Я принес тебе столько горя, столько страданий, столько тревог, — говорил он охрипше. — Ты ведь знаешь, что я не такой, как говорят обо мне, и каким все считают меня. Я — другой! Я недостоин твоей любви… Если ты не откажешься от меня, будешь рядом со мной, то тебе станет хуже, чем было. Я этого не хочу! И не соглашусь!
— Мне все равно, что будет, — замотала головой Анна. — Мне кажется, мы за всех уже отстрадали. Хватит! Ты сам всегда говорил, что главное в этом мире — любовь. Так почему же, когда любовь пришла и к тебе, когда мы вот так встретились, ты… ты…
К Дикообразцеву вернулось спокойствие. Непонятное, странное, страшное. Он не узнавал сам себя. Он казался себе самому таким древним, таким уставшим, таким холодным. И невозможно чужим. Но ничего поделать не мог.
— Прости меня, — тихо вымолвил он. Тихо, но жестко. Как ставят диагноз. — Нас развела судьба. И противиться ей я не стану. Я…
В дверь номера нерешительно постучали, и голос, извиняющийся за то, что он вообще появился на свет, напомнил:
— Анна Павловна, вам пора! У вас встреча через пятнадцать минут. Прошу прощенья, конечно…
— Действительно, вам пора, — повторил Дикообразцев.
Анна закрыла глаза. Сил идти у нее не было.
— Но прошу вас, — продолжил Вар-Равван, — не держите на меня зла. По-другому я поступить не могу.
— Анна Павловна! — заволновались за дверью. — Опоздаем…
— Да, иду, — откликнулась Анна.
Уже от двери, взявшись за ручку, она оглянулась. Хотела сказать что-то, но не сказала. И, потупившись, вышла из люкса. Всю дорогу до «Ноября» Анечка смотрела вперед не моргая. Не обращая внимания на комплименты водителя, который скоро перестал улыбаться и, поглядывая на Анну, в недоумении морщил лоб. И когда Измородина у парадного входа ДК настоятельно повторила «Остановите!», водитель «Волги» машину остановил. Анечка вышла и сейчас же оказалась в толпе, окружившей ее так плотно, что сопровождающая из штаба пробиться к ней не могла.
— Пропустите! — кричала она, чуть не плача, побледнев и висками вспотев. — Пропустите, нам надо идти! Время! Нас там ждут. Что же это такое?! Толпа же гудела, галдела, взвизгивала и стонала. Руки тянулись к Анечке, ей передавали цветы. Листки бумаги и фотографии для автографов. Вот ведь как люди любят актрису, игравшую женщин, не очень-то нравственных. Вот ведь как сладость чужого порока желанна и притягательна! Ни один моралист так не уважаем, как распутница откровенная.
Наблюдавший эту сцену Станиев бесился. Все продумано, все подготовлено было. А толпа, эта толпа безмозглых ублюдков как всегда все испортила!
Где солдаты? Где копья? Где плети? Почему газ «Акация» не заставляет всю эту чернь рыдать?! Где справедливость? Нет справедливости. Нету-у-у!
— Что будем делать? — посмотрел на Станиева старший группы захвата. — Прикажете ждать?
Если преследовать цель, чтобы никто не догадался похищении Анны, то надо бы, разумеется, подождать. И перехватить ее после концерта. Или — встречи со зрителями? Да какая же, к дьяволу, разница?! Но откровенное похищение истолкуют скорее всего как один из сюрпризов дирекции фестиваля или актерского братства. А следовательно, скандала не будет, чрезвычайных мер не предпримут и не помешают закончить всю операцию.
Так? Похоже…
— Нет, ждать не будем, — еще раз все взвесив, отве ил Станиев. — Будем брать прямо сейчас. Начинайте!
Вклинившаяся в толпу троица милиционеров пробивала дорогу себе без особого напряженья. Вот что значит профессионалы. И пробила, и, взяв Анечку под локотки, пронесла деловито ее сквозь месиво обожателей к микроавтобусу.
Анечка, не понимавшая, что происходит, поначалу накаченных благодарила за помощь. Раздавая автографы, Анечка вспомнила, что в зале ее ждут люди. В духоте, в раздражении. Ей стало стыдно, но
