Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Люди в зале молчали. И таяли. Да-да! Как призраки. Таяли и таяли, делаясь прозрач ней и прозрачнее, пока и вовсе не исчезли… И вот, когда они исчезли все, когда в заполнивши зал мраке вновь вспыхнули огоньки семисвечников Чигиз взял руку девушки и, заглянув в ее глаза, сказал:

— Боюсь я, Ксана, вы долго жить не будете. Те, к любить умеют насмерть, сгорают быстро.

А девушка сказала чуть слышно:

— Пусть…

— Тогда держитесь, — то ли посоветовал, то ли предупредил Чигиз. И очень вовремя.

Поскольку в зал сейчас же ворвался ветер. Да знойный, с пылью! И не просто ветер, а ураган, который смёл Чигиза, зал, здание музшколы, всё вообще перемешал. Короче, Оксана оказалась на набережной Волги. Закат тонул в реке, и первая звезда уже проснулась на востоке. Оксана сидела на скамейке и смотрела на теплоход, стоявший у причала и сиявший огнем. С теплохода звучала музыка. По набережной мимо Ксаны прогуливались люди, но она на них внимания не обращала. Она была взволнована, а почему — не понимала. И тут совсем-совсем рядом раздался голос:

— Простите, девушка, вас как зовут?.. Вы не поду майте, я к вам не пристаю, но понимаете…

Оксана увидела, что рядом с нею на скамейке сидит незнакомый молодой человек, весь нос которого был усыпан, как золотым песком, веснушками. Ксане хватило взгляда, чтобы понять: это он! Тот о ком она мечтала…

Дама не выдержала.

Резко поднявшись с оттоманки, она подошла к Кавалеру, который стоял перед камином, вытянув руки к жаркому пламени, и ждал, когда только что написанные им строки будут прочитаны.

— Так быстро? — удивился он. — Все прочитала?

— Нет, я дальше не могу читать! — призналась Дама.

— Глаза устали?

— Нет… Понимаешь, все как-то очень грустно получается! — встав рядом с любимым, сказала Дама. — Дикообразцев опять расстался с Анечкой и собирается на теплоход. Оксана… Она утопится? Не зря ведь их встреча случилась на берегу реки?

Кавалер задумчиво пожал плечами:

— Пока не знаю… А Дикообразцев… Я не хотел, чтоб он расстался с Анной, и не могу сказать, что прои зойдет на теплоходе. Но предчувствие у меня недоброе на этот счет.

Он помолчал, вздохнул и сказал:

— Устал я… Ты не будешь против, если я пойду прилягу?

— А ужинать? — спросила Дама.

Кавалер поморщился;

— Мне даже думать не хочется об ужине… Может быть потом?

— Конечно, ложись. Я велю накрыть позже обычного и разбужу тебя.

Кивнув, Кавалер замедленной походкой скрылся в спальне.

Дама, походив перед камином, повернулась к колонне. И тихо позвала:

— Соринос. Вы здесь?

Из колонны вышел без промедленья Соринос:

— Здесь, королева. Где еще мне быть?

Но Дама на него и не взглянула. Она спросила, глядя почему-то на оттоманку:

— Куда подевался ваш аквариум?

— Никуда он не подевался, — Соринос указал рукою в сторону камина, где золотясь отблесками огня, на низком столике, стоял аквариум.

Дама подошла к аквариуму и встала в шаге от него. Она следила за рыбками с нетерпеливой жадностью.

— А к чему вам аквариум? — поинтересовался Соринос.

— Я решилась…

— Решились на что?

— Попасть в него, — Дама кивнула на аквариум, но сказала: — в роман, который пишет Кавалер… Я не могу быть просто свидетелем того, что происходит! Я должна вмешаться, должна помочь.

Соринос кивнул и улыбнулся:

— Вы это твердо решили, Маргарита Николавна?

Дама вздрогнула, поёжилась и улыбнулась насторо женно:

— Вы… возвращаете мне имя?

— Я? Нет!.. Имя никто другой вернуть не в силах. Она дается раз, чтоб человек был автором своих поступков, и если он ничего за жизнь не совершил, то имя исчезает, забывается практически одновременно с ним. Здесь, в нашем мире теней, все имена излишни.

— Но почему тогда меня сейчас назвали вы по-имени?

Соринос тоже подошел к аквариуму. Рыбки сновали в нем вроде бы бесцельно.

— Решившись попасть в роман, решившись отказа ться от вечного покоя с любимым, вы совершили не про стой поступок. А у поступка, повторяю, должен быть и автор, — пояснил Соринос устало. — Так что, вы сами себе вернули имя, Маргарита Николавна.

Дама заулыбалась. Потом нахмурилась:

— Как жаль, что я об этом не могу рассказать ему!..

Но имя именем, Соринос, а как же сделать, чтобы я ока залась в романе? Ведь он ни за что не согласится вписать меня, я знаю. Что посоветуете?

Соринос посыпал на поверхность воды в аквариуме каких-то крошек, и рыбки рванулись к ним, толкаясь, опередить стараясь одна другую.

— Не знаю, Маргарита Николавна, не знаю… — ска зал Соринос. — У вас теперь есть имя, вам и решать!

Он сделал шаг назад, второй и скрылся в колонне.

Маргарита Николаевна осталась у камина одна. И без аквариума. Он тоже пропал.

Поразмышляв, Маргарита Николаевна сказала негромко:

— Подавайте ужин, — и направилась в спальню будить Кавалера…

ГЛАВА 22 ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Электросилыч узнал Слюняева сразу же, с первого взгляда. И привычная робость, которая всегда охватывала его при встрече с Афранием, опалила Электроси-лыча изнутри и на сей раз.

А потому глава правительства чуть было не вскочил, чуть было не вытянулся по стойке „смирно“ перед занюханным тверским киноведом.

Но — не вскочил, не вытянулся.

Нынешняя тяжесть начальственного духа в нем оказалась сильнее памяти о прошлом и давних привычках.

Однако голос Макара Электросиловича слабовольно все-таки дрогнул, когда он спросил:

— Это… вы?

Неуверенно чувствовал себя и Слюняев. Его распирало сознание собственного превосходства. Киновед знал, что главный здесь он, и что он может приказывать Электросилычу, а тот обязан ему подчиняться и подчинится… Но в то же время Слюняев так давно никем не командовал, так страшно давно приказов не отдавал и настолько свыкся с мыслью, что он — всего лишь занюханный киновед, которого никто и нигде всерьез не воспринимает, что даже проснувшийся в нем Афраний, восставший начальник тайной стражи при прокураторе Иудеи, вот так вот сразу не смог взять свое, не сумел одолеть Слюняева- нынешнего.