Смешно и завидно! Но Дикообразцев шел вперед вопреки рассудку. Если бы все мы умели презреть железные аргументы рассудка! Если б умели…
Позади себя, за спиной, Дикообразцев услышал чужое дыханье.
— Кто здедсь? — вымолвил он сухими губами.
— Это я, Сабина, — тихий ответ хрипловатым голосом юноши.
— Сабина?..
Ну, конечно! Мальчик из Гинзы! Тот, что ночью пробрался во двор Бен-Халима и перерезал веревки, державшие Вар-Раввана у дерева. Сабина, Сабина… Слышал Вар-Равван, что через несколько лет этот мальчик стал называть себя его, Вар-Раввана, учеником.
С группой друзей Сабина путешествовал из деревни в деревню, из города в город и повторял людям то, что сам слышал от Вар-Раввана, и пересказывал то, что сам видел. Это он же, Сабина, стал первым из тех, кто записал все, что помнил о Вар-Равване, на папирусе. Помнится, Вар-Раввану показывали один из списков воспоминаний Сабины. И он был удивлен неприятно, как многое оказалось в рассказе напутанным. Сабине слагать бы поэмы и драмы! В том он поспорил бы с великими греками.
Впрочем, главное, что Сабина правильно изложил смысл того, что говорил Вар-Равван. Ну а сказки… Сказки, — решил Вар-Равван, — будут на пользу. Взрослые любят сказки сильнее, чем дети. И в таком изложении, как у Сабины, они лучше поймут, что хотел Вар-Равван.
Они так никогда и не встретились. С Сабиной случилось что-то ужасное. Кто-то предал, и римляне настигли его… Подробностей Вар-Равван не слышал. Но он знал, что несколько месяцев римляне охотились за Сабиной ожесточеннее, чем за ним. Эти месяцы Вар-Равван жил спокойно неподалеку от Назарета. Почти открыто, почти на виду у римлян. Должно быть, Сабина выдал себя за него, Вар-Равва-на. Так делали многие. Но редко кто соответствовал этому имени больше, чем Сабина.
Вар-Равван спросил неторопливо:
— Ты здесь зачем, Сабина?
— Меня послали сказать вам…
— Ответь сначала, кто тебя послал? Голос Сабины дрогнул:
— Вы знаете прекрасно. Он меня послал…
— Сказать мне что?
— Он меня послал сказать, что дальше вы можете и не идти. Он даже просит, чтоб дальше вы не ходили.
Остановившись, Вар-Равван повернулся назад. Со тьмою что-то случилось. Сделалось светлей, и Вар-Равван увидел перед собою юношу такого же, примерно, роста, как и он сам. Но страшно щуплого. Он даже смог различить лицо Сабины. Узкое, с большими черными глазами. Да, юноши глаза напоминали угольки. И почему-то Вар-Равван понял, что они умеют так вспыхнуть, что у других на сердце становится тепло.
— Он просит дальше… не ходить? — Вар-Раввану казалось, что он слова Сабины понял неправильно, что он их не расслышал.
Но юноша кивнул:
— Да, все так… Он говорит, что хватит и того, что вы решились, что этого достаточно.
— Достаточно? Он хочет, чтобы я вернулся?!
— Он просит…
— Отступить?
Сабина опустил глаза:
— Меня просили передать, что отступить порой полезней, чем лезть в огонь, что ум и храбрость не всегда в родстве. Что если вы пойдете дальше… Он вам не смо жет помочь.
Виски Вар-Раввана вспотели.
Подумав, он вздохнул и улыбнулся. Как просто все! Он не хотел идти вперед, он заставлял себя идти, и вот ему позволили вернуться. И просят об этом. Как все просто!
— Сабина, ты передай, что я прошу прощенья. Что я любую просьбу выполнить готов. Его… Но эту… исполнить не могу. Я знаю, он меня простит.
— Вы, то есть, не…
— Да! Я не отступлю. Я дальше пойду, — Вар-Равван»: повернулся к Сабине спиной. Дыханье Сабины стало тише, тише. Вар-Равван уже думал о своем, когда его догнали торопливые шаги, и запыхавшийся Сабина выпалил:
— Я с вами! Не прогоняйте!
— Не надо. Зачем? Это опасно.
Юноша ответил:
— Пусть.
Вар-Равван понял, что Сабина не отстанет. Зачем же прогонять его?
Он тихо согласился:
— Хорошо. Не прогоняю… Пойдем!
ГЛАВА 24
УЖИН ПРИ СВЕЧАХ
По приказанью Маргариты Николавны невидимые слуги накрыли стол для ужина. Он не ломился от явств, он был изыскан. А в центре стола, среди тарелок, блюд и ваз, стоял подсвечник пятиглавый. И Маргарита Николаевна сама зажгла все свечи.
Проснувшись от ее прикосновенья, Кавалер сел на диване и некоторое время сидел, укрыв лицо в ладони.
— Ты знаешь, — сказал он, выпрямившись наконец, — мне странный снился сон. Мне снилось, как будто ты… уходишь от меня!.. Уходишь непонятно. Как растворяешься. Как гаснешь… А еще меня давило чувство, будто роман дописан без меня. Ужасное такое чувство. Наверное, похоже на похмелье… Ты разбудила меня для ужина?
Маргарита Николаевна слушала его взволнованно.
— Да, конечно, для ужина, — ей хотелось, чтобы слова ее звучали полегкомысленнее, понепринужденней. — А сон… Не обращай вниманья! Ты просто переутомился. Иначе, по-моему, ничем и не объяснить подобный глупый сон… Иди умойся, и станет легче.
Кавалер последовал ее совету и вышел в залу с влажными висками.
— Какой роскошный ужин! Мы что-то празднуем? — спросил он, стоя у стула с резною спинкой.
— Да как тебе сказать? Мы празднуем, что был сегодня день, что он закончился, что вечер наступил, и что мы вместе. Что жизнь идет! Мне кажется, лишь это и достойно празднования: жизнь идет.
— Философ ты мой любимый! — Кавалер приобнял ее за талию, взял руку и поцеловал.
Ответив ему улыбкой, Маргарита Николаевна освободилась и прошла к другому стулу, стоявшему на том конце стола:
— Садись, садись! Иначе все остынет. А что може быть хуже остывшей куропатки?
— Согласен, моя госпожа, — Кавалер сложил моли твенно ладони перед грудью. — Я слушаюсь и повинуюсь!
Вино мерцало загадочно в бокалах. А куропатка таяла во рту. Салат французский был легок и пикантен. И лобстеры казались забавными, почти живыми.
— Любимый, а ты хотя бы предполагаешь, хотя бы интуитивно чувствуешь, чем кончится роман? — спросила как бы между прочим Маргарита Николаевна, глядя на купола свечей сквозь бокал с вином. — Ты сам ведь говорил, что больше половины написал… Ну, то есть, сюжет идет к развязке. Я не права?
— Ты как всегда права!
— Но если так, то я… пока… не вижу, не понимаю, к чему же ты придешь. Чем все закончится?
Отпив вина и звякнув бокалом о вилку, Кавалер откинулся на стуле и улыбнулся:
— Вот в том-то вся и прелесть словосложения! Не знать, что будет дальше, и чем все кончится… Я
