— Так ведь сказано же: долг платежом красен. Али по-иному поряжались? Али напутал я чего или приписал лишнего? — Тут его голос железом зазвенел, а на щербатое лицо грозная тень набежала.
— Господь с тобой! — перепугался дед. — Кто ж про тебя такое скажет? Только жить-то как? Зерна, что останется, и до весны не хватит.
— То разговор совсем другой, — тучи сбежали с приказчикова лика. — Тут всегда государь-батюшка Иван Матвеевич поможет. Он о своих крестьянах, ровно о детях, печётся. Кончится мучка — из барских амбаров возьмёшь сколько надобно.
— Верно, — от двери донёсся угрюмый голос дядьки Николы, — возьмёшь один мешок, а отдай — два.
Как вошёл — не заметили.
Обернулся Трофим. Нахмурился.
— Не с тобой речь и не о тебе. Почто в чужой разговор встреваешь? И до тебя черёд дойдёт.
— Потому и встреваю! — озлился дядька Никола.
Бабушка вмешалась:
— И впрямь, Никола, помолчал бы. Без тебя голова кругом идёт.
С Трофимом-то Степановичем ладом потолковать надобно.
Короток был, однако, разговор у приказчика Трофима с крестьянами.
Солнышко за полдень не успело перевалить, выезжала со двора подвода, гружённая мешками. И на ней, почитай, три четверти того, что собрали с трудом великим Тренькины родные с землицы скудной.
Дед, должно, чтобы шуткой горе скрасить, сказал:
— Вот, Терентий, не нашёл ты клада, оттого все беды наши.
Шмыгнул Тренька носом:
— Я-то нашёл. Да что толку? Пустяки в туеске оказались. Железки словно бы горелые…
Глава 15
Чёрные палочки
— Постой, Тереня, — насторожился дядька Никола. — Какие такие железки? Какой туесок?
Хмыкнул Тренька, рукой махнул:
— Сказано же — пустяковые вовсе. Себе только одну и оставил.
Стал расспрашивать дядька Никола, на что те железки похожи были да размера какого. Рассказал Тренька. Дядька Никола племянника к себе притянул, руки на его плечи положил.
— Слышь, Тереня, ты эту железку найди непременно.
— Ладно, — сказал Тренька беспечно. — Погляжу на досуге.
— Нет, Тереня. Ноне же сыщи, сейчас прямо.
Тренька на дядьку Николу уставился: не смеётся ли тот, не шутит?
А дядька Никола легохонько Треньку за плечи потряс:
— Ну, племяш, вспомни, куда ты её деть али положить мог?
Задумался Тренька. Принялся соображать, где и когда ему железка на глаза попадалась в последний раз.
Бабушка головой покачала:
— Ты, Никола, мужик взрослый, а ума иной раз словно у дитяти годовалого.
Хлопнул себя по лбу Тренька:
— Дядька Никола, да ты на той железке сидишь! Я её под лавку сунул, ножка сильно шаталась.
Поднялся дядька Никола, рукой под лавкой пошарил, железку вынул.
Глянул на Тренькину находку да тут же на лавку и сел.
— Может, годится на что? — вытянул шею Тренька.
А дядька Никола тяжёлую чёрную палочку в руках крутит и улыбается: впрямь, точно малое дитя али вовсе как дурачок.
— Ты что? — встревожился Тренька.
Засмеялся дядька Никола:
— Свободные мы теперь люди, Торопя. Вот что!
Воззрились все на дядьку Николу с изумлением. А он:
— Ну, дорогие родственники, теперь не страшнее нам половодья минувшего Иван Матвеевич Рытов! Племяш и правда клад нашёл!
Всплеснула руками бабушка:
— Горе у людей, у самого не радость, а он пустое балабонит…
А дядька Никола заливается счастливо, словно впрямь умом повредился.
Тренька от дядьки Николы попятился даже. Потом обиделся, заворчал:
— Экую потеху нашёл. Сам велел железку сыскать, а теперь насмехается. Верно бабка говорит: балабон пустой!
За такие слова Треньке в другое время и от доброго дядьки Николы не поздоровилось бы. А тут дядька Никола сгрёб его в охапку и давай тискать медвежьими своими ручищами. Отбивается Тренька, сердится:
— Да отстанешь ли, смола!
А дядька Никола знай себе хохочет.
Дед укорил:
— Это, милок, всё одно, что над покойником веселиться — грех.
Перестал смеяться дядька Никола. Треньку отпустил. Деду тёмную тяжёлую палочку-брусок протянул:
— Али не признаёшь?
Дед Тренькину находку в руках повертел недоверчиво.
Дядька Никола у деда чёрную палочку опять взял, о рукав эту палочку потёр.
Заблестела она, засветилась белым цветом.
Дед ещё раз Тронькину находку перед глазами покрутил, на ладони прикинул. И точно своим глазам но веря:
— Постой, постой… Неужто не железо это?
— Не железо, Григорий Тимофеевич, — кивнул лохматой головой дядька Никола.
— А что же тогда? — Тренька на палочку уставился с любопытством.
— То, Тереня, — ответствовал дядька Никола, — слиток серебряный, гривна новогородская, из тех, коими гости-купцы богатые в давние времена платили за свои товары.
— Вроде денег, что ли? — не понял Тренька.
Опять согласно кивнул головой дядька Никола:
— Точно, Тереня. Из такой вот гривны нынешних денег, поди, штук сто вышло бы. И столько же она ноне и стоит.
Бабушка из дедовых рук Тренькину находку взяла:
— Неужто правда?
— Истинная! — подтвердил дядька Никола.
— Да будет вам, мужики! — осерчала бабушка. — Какие же это деньги? Мелете неведомо что!
И Тренькину добычу на стол кинула.
Зазвенел брусок звоном тонким, серебряным.
А дядька Никола к Треньке обернулся:
— Погоди. Ты сказывал, в том туеске он не один был?
Тренька, своему нечаянному счастью ещё не вполне поверивший, воскликнул:
— Какое один! Поди, дюжина целая!
— Где ж они теперь?
