Чтобы это историческое решение не выветрилось у нее из головы, Анжела достала из сумки завалявшийся там красный фломастер и тайком нарисовала у себя на запястье маленький крестик. Как только ей что-то не понравится в Павлике, она посмотрит на крестик, вспомнит о своем обещании и возьмет себя в руки. Ведь не секрет, что женщины зачастую цепляются к мужчинам по мелочам, а потом сами же об этом жалеют.
Несмотря на то, что в ресторанчике имелось меню на русском языке, Павлик так долго выбирал блюдо, что Анжела чуть не умерла с голоду.
– На работе мне приходится очень быстро принимать решения, – виновато сказал он. – А в отпуске я расслабляюсь совершенно и никак не могу собраться с мыслями. Кроме того, ты сбиваешь меня с толку, потому что пристально меня рассматриваешь. Ты еще не пожалела, что со мной связалась?
Сказано это было шутливым тоном, но Анжела почувствовала, что в ответ шутить не стоит.
– Я никогда об этом не пожалею, – ответила она тихо.
Павлик немедленно расцвел и наконец заказал себе завтрак.
– Кстати, – заявил он, дожевывая кусочек брынзы. – Платить за еду буду я. И не протестуй, пожалуйста. Не стану скрывать, что жених я небогатый и работу вот только что потерял. Но на отпуск у меня денег хватит, и на первое время тоже останется. Так что ты на этот счет не переживай.
Еще ему захотелось сделать Анжеле какой-нибудь особенный подарок, и когда они отправились гулять, он купил ей серебряный медальон с эмалью, который она немедленно надела, а потом всю дорогу прижимала ладонью к груди.
Как и все остальные туристы, они больше глазели, чем покупали. Анжеле особенно нравилось рассматривать всякие шкатулки, вазочки и горшочки. Павлик же подходил буквально к каждому столу, на котором были выложены оставшиеся со времен войны немецкие компасы, фляги, бинокли, наградные знаки и тускло поблескивающие монеты.
– Не знаю, как к этому относиться, – проворчала Анжела, разглядывая ряды солдатиков, часть из которых была в фашистской форме.
– Относись как к истории, – посоветовал Павлик и поцеловал ее в нагретую солнцем макушку.
Это было первым осознанным проявлением нежности с его стороны, и у Анжелы на глаза неожиданно навернулись слезы. Поддавшись порыву, она тоже захотела что-нибудь ему подарить, что-нибудь практичное, и потащила в магазинчик, на который уже давно положила глаз, – уж очень красиво там были оформлены витрины.
Внутри действительно нашлось множество интересных вещей. Судя по всему, торговала здесь сама хозяйка, пожилая учтивая дама.
– У нас есть прекра-а-асные вещи, – протянула она по-русски, хотя вряд ли могла слышать, на каком языке новые посетители магазина говорят друг с другом.
– Откуда она узнала, что мы русские? – шепотом спросила Анжела у Павлика.
– Оттуда, что ты разглядываешь подкладки на одежде, – усмехнулся Павлик. – Только русские проверяют ярлыки на вещах – американцам и англичанам, к примеру, глубоко наплевать на священное для нас «made in». Главное, чтобы вещь нравилась.
– Американцы и англичане просто не думают о последствиях, – проворчала Анжела, прикладывая к Павлику понравившуюся ей льняную рубашку.
– Болгарская, – с удовольствием констатировала продавщица, заворачивая покупку в хрустящую бумагу и укладывая в пакет. – Очень красиво!
Когда они вышли на улицу, Павлик потряс пакетом и сказал:
– Спасибо. У тебя отличный вкус! – И снова прижался губами к ее макушке.
Однако сейчас Анжеле этого показалось мало. Она притянула его к себе, взяла за шею и поцеловала в губы. У ее поцелуя был заботливый привкус. Как и с Тамарой, Павлик чувствовал себя рядом с Анжелой ребенком, которому позволено наслаждаться впечатлениями, не задумываясь о бытовом устройстве отпуска.
Она все делала сама. Сама нашла такси, которое отвезло их обратно, сама разобрала покупки и вручила Павлику чистое полотенце, велев идти в душ. От нее исходила спокойная уверенность. Несмотря на то, что полотенце было гостиничным, от него пахло чем-то нежным, наверное, потому, что она к нему прикасалась. Все, к чему она прикасалась, становилось иным – так казалось Павлику.
Однако сколько Анжела ни старалась сегодня придать ему уверенности в себе, до конца ей этого сделать так и не удалось. Существовала проблема, терзавшая Павлика, как маленькая подлая собачка, замыслившая во что бы то ни стало расправиться с диванной подушкой. Возможно, из страха перед будущим или из-за быстроты, с которой произошли кардинальные изменения в его жизни, Павлик впал в состояние легкого транса. Вероятно, поэтому он не испытывал к Анжеле ничего такого, что можно было бы назвать страстью. Приближение ночи тревожило его несказанно. Как только они лягут в постель и погасят свет, ему придется проявить инициативу – как честному человеку. А что, если у него ничего не получится? Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что у него действительно ничего не получится.
Однако Анжела оказалась не только на удивление доброй, но еще и невероятно умной, проницательной и подкованной в вопросах секса девушкой.
– Это просто стресс, – сказала она, когда Павлик, такой же гладкий и холодный, как целлулоидный пупс, вытянулся рядом с ней, ошалелыми глазами глядя в смутно белеющий потолок. – Спи, милый, и ни о чем не тревожься. У нас впереди еще много времени, чтобы привыкнуть друг к другу.
– Куда ты? – испуганно спросил Павлик, когда Анжела выскользнула из кровати и потянулась за своим платьем.
– Спущусь к Лёве. Он ведь так и не ответил ни на один телефонный звонок. Уверена, он еще не спит. Он всегда ложится поздно. У него сегодня было свидание, ему наверняка хочется поделиться впечатлениями.
Чтобы не травмировать Павлика, она не стала говорить, что Лёвы, скорее всего, нет на месте. Вероятно, он сейчас у своей соседки-математички, и вряд ли они с ней решают уравнения. Да и пусть она его не застанет! Ей просто необходимо немного пройтись и проветрить мозги.
Дверь номера открылась, вырезав из темноты ровный прямоугольник, и снова захлопнулась, оставив Павлика наедине с непроглядной южной ночью. Высоко взлетела занавеска, и он только сейчас услышал, как сильно шумит море. Чтобы проверить, насколько разыгралась непогода, он вылез из постели, натянул трусы и вышел на балкон. Сейчас ему даже хотелось ветра, волн, буйства природы. И природа его не обманула. Море оказалось неразличимым во тьме, но оно тяжело дышало и билось о берег совсем рядом. Было страшно оттого, что внизу ничего не видно, и мир казался огромной темной бездной. Лишь над головой, в буро-малиновых, словно воспаленные десны, облаках торчал гнилой зуб месяца. Он почти не давал света, и Павлику захотелось как можно скорее спрятаться от него.
Содрогнувшись, он спешно покинул балкон, крепко захлопнув за собой дверь и для верности заперев ее на задвижку. Потом включил ночник и отправился в ванну, где нос к носу столкнулся в зеркале с самим собой – растерянным и жалким.
– Мне нужна поддержка, – вслух сказал он. Вспомнил о том, какой терпеливой и нежной была с ним сегодня Анжела, и добавил: – Мне нужна мужская поддержка.
Мысль эта показалась ему на удивление умной. Он покрутил ее так и сяк, встрепенулся, бросился обратно в комнату и схватил с тумбочки часы. Часы показывали одиннадцать. Значит, в Москве сейчас полночь. Но сегодня суббота, и Терентий, скорее всего, не спит. Нет, конечно, он не спит, а шарит по своим любимым киносайтам и смотрит трейлеры к новым фильмам – все подряд.
Черт побери, у него есть лучший друг, которому можно звонить в любое время дня и ночи, а он до сих пор не сделал этого, хотя попал в совершенно дикую ситуацию. Некоторое время провозившись с набором номера, Павлик наконец сумел справиться с международным кодом и, волнуясь, прижал трубку к уху.
Тем временем Терентий вовсе не путешествовал по сайтам в Интернете, а ссорился с собственной женой.
– Не понимаю, почему ты не хочешь забрать Вадика у матери, – говорил он, расхаживая по комнате.
– Потому что сейчас конец учебного года и мы не можем выдернуть его из школы.
– Но ты ведь и на будущий год собираешься оставить его в той самой школе!
