графологи такое письмо состряпали – сама Белоярова не заметила бы подделки. Эта операция была единственным шансом схватить убийцу за руку. А вы могли ее провалить.
– А за что вы извиняетесь? – не поняла Люся.
– Если честно, – вмешалась Майя, – это я заметила, что вы неравнодушны к Свиноедову.
Люся подпрыгнула в своем кресле, чай плеснул через край и чуть не ошпарил ей коленки.
– Что?!
– Да ладно, Люся, чего там... – с дружеской неуклюжестью успокоил ее Половцев. – Дурак и тот догадался бы. Майя несколько раз видела, как вы смотрите на этого парня. А он на вас. Я ей поверил. Пошел к Свиноедову, все ему объяснил и попросил разыграть сцену. Ну... Ту, которая вас так расстроила. Как только вы отправились в туалет, я дал ребятам отмашку, и они принялись целоваться у вас на глазах.
Люся сделалась такой красной, как будто ее с ног до головы окатили кипящим чаем.
– Теперь Свиноедов мается в своем кабинете – ждет известий. Пообещал, что если вас его поступок отпугнет, он устроит мне публичную порку. Да и черт с ним. Своего-то мы добились. Целующийся арт- директор произвел на вас такое сильное впечатление, что вы перестали трястись из-за этого «письма в прокуратуру». Вообще-то вы здорово рисковали. Кстати, Свиноедов об этом не знает. И пожалуйста, не рассказывайте ему. Боюсь, он обратится в суд с требованием выплатить вам крупную денежную компенсацию, а в милиции люди небогатые...
Сильвестр все раскладывает по полочкам
– Он просто садист, ваш босс, – заявил Половцев и потер щеки ладонями, чтобы немного взбодриться. Глаза у него были осоловевшими, а щетина отросла такая, что можно было подумать, будто он решил отпускать бороду. – Пока мы с Бутовым прятались в шкафу, ваш Сильвестр прохлаждался дома. Единственное, чего у него просят, – это объяснений. А он все тянет и тянет. Разве не садист?
В кои-то веки Майя была с Половцевым абсолютно согласна. Они сидели на кухне за разоренным столом. Разорил его, разумеется, старший лейтенант. Если он ел курицу, то обязательно разгрызал кости. От хлеба оставлял корки, вареную картошку раздавливал вилкой, а салфетки, которыми вытирал губы, комкал и бросал сверху на остатки еды.
Когда Сильвестр наконец пришел, они оба так завелись, что набросились на него с претензиями.
– Ладно, ладно, – защищался тот. – Я все понял. Вы хотите, чтобы я вам немедленно все рассказал – от начала и до конца.
– Вот именно, – подтвердил Половцев. – Эта отрывочная информация меня лично совершенно не устраивает.
– Но разве вы не допросили Клебовникова? – удивилась Майя. – И разве он не выложил все как есть?
– Выложил, конечно. Вы же прекрасно понимаете, что Клебовников не отпетый уголовник. Он мстил Аршанской. И когда цель его была достигнута, месть свершилась, принялся устранять свидетелей. Как только его схватили, он мгновенно сдулся. Лишь хладнокровные убийцы и матерые уголовники уходят в несознанку. А Клебовников обычный человек. Поддавшийся своим инстинктам... Так что с мотивами преступления я знаком. Мало того – это именно я прояснил для вашего босса все темные моменты дела.
– Тогда чего вам надо? – удивился Сильвестр.
– Главное, что меня волнует, – как? Как вы заподозрили Клебовникова? У нас была одна и та же информация, и мы шли практически ноздря в ноздрю! Я уже готов был набросить петлю на шею Аршанскому и тут... нате вам! Вы говорите, что это Клебовников. Клебовников! Который сотрудничал и дал нам в руки кучу улик!
– Хотите знать, почему я его заподозрил? – усмехнулся Сильвестр.
– Нет, давайте по порядку, – потребовала Майя. – Стас уже почти все знает, у него в картонных папках материалы накапливаются. А я ничего не знаю! Так нечестно.
Сильвестр потребовал, чтобы они убрали со стола грязную посуду и принесли ему чаю. Они повиновались и в четыре руки навели порядок. Только после этого он приступил к повествованию.
– Итак, все началось восемь лет назад. Клебовников был женат на прелестной женщине, Тане Жемчужниковой, и все у них шло прекрасно. Но потом жена изменилась. Она стала странно себя вести, часто плакала, уходила по вечерам из дому. А однажды исчезла совсем. Представляете себе состояние мужа? Он не знал, что с ней случилось, и все восемь лет сходил с ума, надеясь разгадать тайну ее исчезновения.
– А милиция? – спросила Майя.
– Что милиция? – грубо вмешался Половцев. – У нас в штате Эркюль Пуаро не числится. Делаем, что положено...
– Да не перебивайте вы, Стас! Со своей милицией...
– Она не моя, она общая.
– Короче говоря, все годы Клебовников ничего не знает о судьбе своей жены. И вот спустя восемь лет у него умирает мать. В ее вещах он находит адресованное ему письмо, содержание которого не может не шокировать. Оказывается, его жена не пропала без вести. Она покончила с собой. Вернее, собиралась это сделать. Уходя из дому, она оставила предсмертную записку. Но мать Клебовникова, зная, что сына раздавит ее смерть, предпочла эту записку спрятать. Пусть лучше сын думает, что жена исчезла. Так остается хоть какая-то надежда... Эта надежда, мол, и даст ему силы жить.
– И что было в записке жены? – снова встряла Майя. – Почему Таня решила покончить с собой?
– Из-за несчастной любви, разумеется, – буркнул Стас. – Женщины занимаются этим круглогодично. Кого мы только не снимаем с карнизов – и школьниц, и домохозяек. «Он меня бросил!» И сразу топиться, вешаться, травиться таблетками... Какой-то кошмар.
Майя посмотрела на Стаса взглядом разбуженного крокодила и снова повернулась к шефу. Сильвестр, в отличие от нее, реагировал на эмоциональные выплески старшего лейтенанта совершенно спокойно.
– Представьте себе сегодняшнего Клебовникова, – продолжал он. – В руки ему попадает информация, которая буквально взрывает его мир. Оказывается, восемь лет назад жена его разлюбила. Мало того, она собиралась уйти к другому. И этот другой – не просто какой-то тип из соседнего подъезда, а известный на всю страну актер Игорь Аршанский.
– Я так и знала, – пробормотала Майя. – Этот мужчина слишком хорош для того, чтобы жить вдали от ураганов.
– Не будь такой наивной, – рассердился Сильвестр. – Ты думаешь, этот святой человек страдал из-за того, что разбивал жизнь молоденьких девушек?
– Как бы не так! – снова встрял Половцев.
– Он постоянно заводил интрижки, обещал жертвам развестись с женой и создать с ними счастливую семью, но когда доходило до дела, немедленно рвал отношения. Если случался экстрим, звал на помощь супругу. Она устраивала дикую сцену и так запугивала бедняжку, что та не чаяла убраться восвояси. У Аршанских была договоренность поддерживать друг друга в том случае, когда интрижки начинали угрожать карьере, налаженному быту. У них даже специальный сценарий был разработан – как без особых потерь избавиться от очередной «невесты». Уборщица Зинаида, кстати, многое знала. Только не догадывалась, что все эти трюки супругов имеют отношение к убийствам в редакции.
Итак, из найденного в вещах матери письма Клебовников узнает, что жена решила его бросить ради Аршанского. Дело было под Новый год. Я имею в виду – восемь лет назад. Счастливая парочка собиралась пить шампанское и целоваться под елкой. Таня купила своему дорогому возлюбленному старинную елочную игрушку – кота в сапогах, – в честь его первой театральной роли. Эту игрушку вместе с чеками из антикварного магазина она потом оставила рядом с запиской. Мать забрала и эту игрушку тоже. Потому что в ней была открытка, все объяснявшая. «Моему любимому Котенку в сапогах! Уверена, что твоя первая роль была бесподобной. Ты все делаешь бесподобно».
Итак, Таня приходит к любовнику домой – с подарком и надеждами. И там натыкается на его жену, Ирину Аршанскую. Следует дикая сцена, наш герой признается, что решил остаться в семье. Уничтоженная, Таня возвращается домой, пишет мужу длинное письмо, уходит и... Не знаю, что она с собой сделала.
– Собиралась топиться, – подсказал Половцев. – По статистике, их топится такое количество, что можно
