— Откуда я знаю? Может, и взял. Но мне он нужен для…
Не успел Максим закончить мысль, как женщина опять завопила:
— Я знала, что этот негодяй хочет замутить собственный бизнес! А меня — по боку!
— Марина, мне Вова нужен совершенно для другого.
— Ему, видишь, плохо со мной! — надрывалась Голубева, уже не обращая на незваного гостя внимания. — Мерзавец! Приехал в Москву с голой задницей, я из него человека хочу сделать, а он за моей спиной свои дела проворачивает. Да еще на деньги попадает! А я — расплачивайся!
«Вот же фантазия у тетки, — удивился Максим. — Как она с таким воображением бизнесом занимается?»
Марина тем временем продолжала надрывно кричать, непонятно уже к кому обращаясь:
— Сколько я вложила в него! Как надеялась, что станет он мне опорой, что вместе будем наше производство расширять, хотела его начальником сбыта поставить. На кого я теперь все оставлю?
Происходящее все больше напоминало поминки по Вове Поганкину, и Максим решил внести ясность в происходящее. Прервав трагический монолог, он рявкнул:
— Где Вова? Последний раз спрашиваю!
И ударил кулаком по столу так, что стоявший на нем заварной чайник свалился вниз и разлетелся по полу разноцветной мозаикой.
На мгновение Голубева замерла с открытым ртом. Потом осторожно его закрыла и отошла подальше от Печерникова. И уже из угла кухни крикнула:
— Сама не знаю! Третий день дома не появляется, ночевать не приходит.
— Это уже интересно, — пробормотал Максим. — Значит, он не только пирогами торговать перестал.
— Такую точку прибыльную забросил, — всхлипнула Голубева. — Я думала — запил мужик.
— А он что, запойный? — уточнил на всякий случай Максим.
— Да где там! Он жадный, как… — Марина запнулась, не найдя подходящего определения. — Очень жадный! Да и не пьет почти.
— Ты говоришь, третий день нет? А телефон?
— Отключен. Я не знаю, куда он делся, где его искать. У него здесь, кроме меня, никого нет. — Тут она снова стала рыдать. — Его все не любят. Гад он, конечно, первостатейный. Но я его люблю-у-у-у!
Поняв, что разговор опять уходит в сторону, Максим перешел к активной фазе допроса свидетельницы и потерпевшей в одном лице.
Убедившись, что ни от нее, ни от ее сожителя никто денег требовать не собирается, Марина полностью сосредоточилась на теме, которая так интересовала Печерникова, — куда же делся Вова.
Из расспросов выяснилось, что все личные вещи Вовы Поганкина на месте, а деньги и ценные вещи из квартиры не пропадали. Что друзьями в Москве, по причине мерзотного характера, Поганкин не обзавелся, а родственников у него здесь отродясь не было.
— Но ты его все-таки для чего искал? — спросила вдруг Голубева.
— Объяснял же — поговорить с ним надо. У него есть кое-какая информация, которая меня интересует. Точнее, не меня — одного моего клиента. Успокойся, к твоему бизнесу, да и вообще к деньгам это не имеет отношения.
— Слушай, если ты правда частный сыщик, может, поищешь его? Я бы тебе заплатила. А то сидеть и ждать — страшно.
— Так в милицию бы обратилась, — посоветовал поднаторевший в поисках исчезнувших людей Печерников.
— Не, в милицию я не верю. Да им все равно придется заплатить, чтобы хоть что-то сделали. Лучше уж частному предпринимателю.
— Мне, что ли? — усмехнулся Максим.
— Тебе. Мы же вроде коллеги.
— Никакие мы не коллеги, я бубликами и пирогами не торгую. Платить мне ничего не надо, я твоего Вову и так стану искать. Слушай, дай мне какую-нибудь его фотографию. Да, вот еще что — запиши мой телефон, и, если мужик твой вдруг объявится, сразу мне позвони. Договорились?
В ответ раздалось утвердительное хлюпанье.
Выйдя из больницы и сев в машину, Бублейников решил, что домой сразу не пойдет. Надо было немного перевести дух и собраться с мыслями. Припарковав машину у родного подъезда, он пересек двор и углубился в небольшой парк, разбитый жителями района неподалеку.
Поразмышлять ему теперь было о чем. Что означают странные признания Дымовой? Проявления старческого маразма, о которых его предупреждал редактор издательства? Если так, то он зря расслабился, принимая на веру буквально все, что Дымова ему рассказывает. С другой стороны, на маразм вроде не похоже — слишком уж умные и проницательные глаза у девяностопятилетней старухи. Может, она его разыгрывает? Опять же вопрос — зачем? А если же все сказанное — правда? Тогда это очень серьезно. Во всяком случае, нужно хорошенько подумать, как распорядиться такой взрывоопасной информацией. «Впрочем, — неожиданно подумал Ленечка, — никакая она не взрывоопасная. Доказательства где? Эти байки для книги воспоминаний вполне сойдут. Но выстраивать на таком шатком материале реальную жизнь нельзя. Мало ли что там Дымовой в пустынях или горах привиделось. Антисанитарные условия, жара, холод, дожди, змеи, комары. Поживи так пару месяцев — не такое может померещиться. В общем, придется к этой теме еще вернуться, хоть Дымова и предупредила, что большего рассказать не может».
Бублейников неторопливо вышагивал по парку, рассеяно приветствуя изредка попадающихся соседей, которые выгуливали здесь своих собак.
Теперь надо было систематизировать всю собранную за сегодня информацию, касающуюся телефонных угроз неизвестной женщины. Лежащий в нагрудном кармане листок с надписью «Кому выгодно?» и перечнем из трех пунктов сегодня можно дополнить весьма любопытными фактами.
Прежде всего он выяснил, что Надежда Валерьевна — единственная наследница своей знаменитой тетки. Могла ли племянница звонить и требовать, чтобы он не ходил к Дымовой? Могла, если предположить, что она фанатично оберегает родственницу, стремясь максимально продлить ее существование. Но если принять во внимание меркантильную сторону этого вопроса… Именно Надежда Валерьевна заинтересована в том, чтобы скорее получить свое приданое. Дымова, кажется, ни от кого не скрывает, кому завещала все свое движимое и недвижимое имущество. И племяннице было бы на руку, чтобы тетка последние остатки здоровья угробила на книгу. То есть возможен конфликт ее собственных интересов. С одной стороны, любимая тетя, которая так много ей в жизни сделала, с другой — наследство, которое позволит безбедно существовать до конца дней.
Если исходить из этой логики, то племянница должна всячески приветствовать появление настырного журналиста, активно способствовать организации встреч. Причем чем чаще будут встречи, тем лучше. «Но она в общем-то так и делает, — вдруг подумал Бублейников. Он даже остановился, так потрясла его эта догадка. — Ворчит, сторожит, корчит зверское лицо, грозит врачами — но исправно устраивает свидания». Вот сегодня, когда он, казалось бы, нарушил все ее заповеди, Надежда Валерьевна подошла к нему на выходе и сказала, что завтра сообщит ему о новой встрече. И что получается? Несмотря на кажущееся противодействие, встречи с Дымовой организуются ею едва ли не в режиме нон-стоп. А ведь Бублейников заметил, что сегодня Ольга Святославовна была не так бодра и энергична, как в первый раз.
«В общем, — решил Ленечка, — вычеркивать Надежду Валерьевну из списка подозреваемых рано».
Он остановился, раздумывая, не пойти ли ему домой. Но вечер был так хорош и думалось ему здесь так легко, что Бублейников решил сделать по парку еще кружок-другой. К тому же ему хотелось обдумать еще один серьезный вопрос. Несмотря на безумную занятость и суетность сегодняшнего для, Бублейников все же выкроил время, чтобы навести кое-какие справки. Например, он позвонил одному своему доброму знакомому, сотруднику Министерства печати, который, помимо всего прочего, активно занимался выставочной деятельностью. Из разговора с ним выяснилось, что главный редактор издательства Шустров, у которого Ленечка пытался узнать про бывших конкурентов, снабдил его не вполне достоверной
