судьба Виолетты Бахминой, надеюсь, она выжила в те страшные годы и прожила хорошую жизнь.
Ленечка, я Вас убедительно прошу — хорошенько подумайте, как правильно распорядиться сведениями, которые Вам сейчас стали известны. Это я оставляю на Вашей совести. Я думаю, нет — чувствую, что мне недолго осталось жить. Мы с вами больше не увидимся, рукопись заканчивайте сами, я вам полностью доверяю. Того, что я вам рассказала, достаточно, чтобы получилась интересная книга. Не поминайте лихом безумную старуху.
С искренней симпатией, Ольга Дымова».
— Да, вот это кремень! — с восхищением сказала Кристина, когда Максим закончил чтение.
— Ты про Дымову? — спросил Бублейников.
— Да, и про нее тоже. Но в основном — про свою бабушку. Такое пережить, и всю жизнь — молчок.
— Страшно было, ведь если бы ее нашли, отправили в лагерь. Не пионерский, а наоборот.
— Так, эмоции в сторону, — твердо сказал Максим. — Давайте подумаем, что это столь своевременное письмо нам дает?
— Теперь мы знаем, что скрывала Дымова! — воскликнул Ленечка.
— Допустим, — согласился Максим. — Тогда получается, что неизвестные, которые тебе угрожали, опасались, что тебе станет известна именно эта история?
— Так, — согласился Бублейников.
— Дымова, понятно, опасалась за дочку Бахмина, то есть — Виолетту Никодимовну. А чего тогда опасаются люди, желающие отпугнуть тебя от работы над рукописью? Может быть, дело не в Дымовой, а в самой экспедиции? В результатах ее поисков?
— Вы считаете, спецслужбы до сих пор интересуются этой историей? — почему-то шепотом поинтересовалась Оксана.
— Нет, это вряд ли. — Максим встал и прошелся по комнате. — Семена, посеянные той секретной экспедицией, проросли сегодня, это факт. Но, думаю, Леониду угрожает кто-то другой. И этот другой знает про экспедицию гораздо больше нас. Вопрос — откуда? Ответ более-менее ясен — дневник Бахмина. Других источников, похоже, нет.
— А дневник, вероятно, забрала беспутная дочка Агеева, — напомнила Оксана.
— Беспутная — это по словам ее папы. А дед ее как раз любил, вот что интересно, — заметил Бублейников. — Любил и учил всему, что знал сам. А знал он, как вы понимаете, немало.
— Вот эту самую дочку-внучку мы и будем искать, — подвел итог Максим. — Надеюсь, это не отнимет у нас много времени.
— Это Печерников. Ты можешь говорить?
— Погоди минутку, я на кладбище, сейчас отойду в сторонку, — сдавленным голосом откликнулся Бублейников.
— Дымову хоронишь?
— Да. Жалко ее, хорошая была тетка, своеобразная.
— Ничего, ты памятник ей поставишь, когда напишешь книгу, — подбодрил его Максим. — Но я сейчас о другом. Скажи, я правильно понял, что следователя Агеева перевели в спецлабораторию, которая разрабатывала яды?
— По крайней мере так сказал его сын.
— И что-то про сыворотку правды ты говорил, верно?
— Да, кажется, в той лаборатории занимались такими штуками. В Сети полно информации, я потом глянул.
— В твоей Сети большая часть — глупости и выдумки. Мне важно знать — сын этот точно говорил про сыворотку правды?
— Точно. Станислав Валерьевич слышал о ней от отца, который перед смертью стал довольно разговорчивым.
— Отлично, именно это мне и нужно было узнать.
Бублейников хотел спросить, для чего, но удержался. Вместо этого он задал более нейтральный вопрос:
— Как продвигаются поиски?
— Успешно. Очень надеюсь всех вас сегодня удивить. Сам до сих пор под впечатлением. Ладно, мне некогда, потом еще созвонимся.
Вечером они вчетвером вновь собрались в квартире Максима.
— Докладывайте, товарищ следователь, — сказала Оксана, когда все расселись вокруг стола. — Какие новости?
— Есть одна.
— Только одна?
— Зато какая! Я нашел эту женщину. И узнал про нее много интересного. Например, что она трижды побывала замужем, однако до сих пор носит фамилию второго мужа. Что все мужья умерли, не дожив до сорока лет. Что каждый из них оставил любимой что-то ценное — кто машину, кто квартиру, кто дачу. Я знаю номер этой машины и адрес этой дачи. По моей просьбе сотрудники милиции на этой даче побывали и обнаружили там архив Валерия Агеева.
— И дневник Бахмина тоже? — воскликнула Оксана.
— К сожалению, нет. Но зато там нашлось нечто иное — целая коллекция ядов и всевозможных препаратов, которые можно отнести к так называемым «сывороткам правды».
— Как это удалось так быстро выяснить? — спросил Бублейников. — Про сыворотку правды? Это же не какой-нибудь йод или аспирин!
— Экспресс-анализ был дорог, но я не стал мелочиться, — пояснил Максим. — Дело-то серьезное, медлить уже нельзя. Если я не ошибаюсь, одним из ядов была убита Виолетта Никодимовна. И сыворотку правды, ясное дело, брали из той же коллекции. Да, кстати, очень важный факт: милая дама, урожденная Агеева, одно время усердно посещала школу русских ниндзя — есть и такое диво в столице нашей родины.
— А почему это важный факт? — спросил Бублейников. — Какое это имеет отношение…
— Лень, ты сам подумай, — перебил его Максим. — Ну кого ты видел у себя в квартире? Кто шнырял по лестничной площадке? Кто так ловко тебя вырубил? Кто вообще без специальной подготовки в состоянии лазать по балконам, а скорее всего, по веревкам, на уровне пятого этажа?
— Человек без лица? — ахнул Бублейников.
— Ниндзя видел, как снаряжаются? Все в черном. Только прорезь для глаз и то еле заметная.
— Значит, это один и тот же человек? — тихо спросила Кристина.
— Если конкретнее, то это одна и та же женщина. Она терроризировала Бублейникова, добиваясь, чтобы он отстал от Дымовой. Она же убила Виолетту Никодимовну. Да, еще один примечательный момент. Догадаетесь, в какой больнице она работала по совместительству несколько дней в неделю?
— В той, где лежала Дымова? — тихо спросил Бублейников.
— Именно. Поэтому не исключаю, что Дымова тоже умерла не от старости, хоть и было ей девяносто пять лет.
— А мы ее знаем? — тихо спросила Оксана. — Эту женщину?
— Знаете. Я думал, вы, девушки, все уже поняли. Ее зовут Светлана Шелепина.
— Макс, неужели вы? — расцвела улыбкой Светлана.
— Добрый день, можно к вам на секунду?
— Всегда рада, — Светлана широко распахнула дверь, впуская гостя. — Ботинки можете не снимать. Вот только о мокрую тряпку подошвы вытрите.
