отцу моего дедушки. Он привез его домой в качестве трофея и рассказал всем про его чудодейственную силу…
– Да слышал я эту сказку, – недовольно прервал ее отец, – твои Подниесы всем уши про это прожужжали. Без конца хвастались своими раритетами: и картина-то у них редкая, и кольцо-то бесценное, и распятие-то волшебное. Тьфу! Снобы несчастные!
«Наверное, он злится потому, что из бабушкиного наследства лично ему ничего не перепало, – подумала Ника со смешанным чувством жалости и презрения. – Он считает это несправедливым и даже мысли не допускает, что абсолютно не достоин ее щедрости».
– Вера Оттовна говорила, что это распятие они с дедушкой подарили своей старшей дочери, когда той исполнилось шестнадцать лет. В качестве талисмана.
– И в тот же год она свалилась с лошади и чудом не свернула себе шею, – снова встрял Александр Викторович. – Сомнительный талисман, тебе не кажется?
Ника немного растерялась, а потом неуверенно предположила:
– Но, возможно, именно в этом и заключалась его сила? В том, что она упала, но не погибла? Распятие ее спасло…
«Хотя, к сожалению, только на время», – вздохнула она про себя.
– Что бы там ни наболтала твоя бабка, сама Кристина думала совсем иначе. Она этот крест ненавидела, не верила ни в какие его чудесные свойства и все время прятала его подальше – с глаз долой, так сказать. А не вернула его мамочке только потому, что боялась ее огорчить.
Ника живо представила себе небольшое распятие, которое и в самом деле выглядело довольно безрадостно. Казалось, будто его создатель намеренно концентрировал внимание на изображении мучительной смерти. В тяжести провисающего на вытянутых руках тела, в перекрещенных, пронзенных одним гвоздем ступнях, в склоненной, увенчанной терновым венцом голове было столько человеческих страданий, что при взгляде на них становилось по-настоящему страшно. Стоило ли удивляться, что эта вещь не пришлась Кристине по вкусу? Она не только не добавляла больной женщине оптимизма, но лишь еще больше угнетала ее дух и подавляла веру.
От этих мыслей у Ники испортилось настроение, и ей немедленно захотелось избавиться от неприятного подарка Веры Оттовны. Конечно, о том, чтобы отдать его обратно Подниесам, не могло быть и речи, и тогда Ника решила предложить его отцу.
– Нет уж, благодарю покорно! – вскричал Александр Викторович, очень выразительно всплеснув руками. – На что мне сдалось такое уродство? Чтобы меня потом ночные кошмары замучили?
– А что же мне с ним делать? – жалобно спросила Ника. – Теперь, после твоего рассказа, я тоже его боюсь. Вдруг оно на самом деле никакой не талисман, а вовсе наоборот – приносит несчастье?
Отец немного подумал, а потом предложил ей продать распятие какому-нибудь коллекционеру или же, на худой конец, музею – и ей хорошо, и людям польза. Нике его идея понравилась, и она сразу же решила, что обратится за помощью к Яну Сигизмундовичу. У старика было огромное количество знакомых, среди которых наверняка имелось немало коллекционеров, антикваров и музейных работников.
– Почему ты такая грустная? – вернул ее к действительности голос Ивана. – Тебя что-то тревожит?
– Да нет, это просто отголоски моей поездки в Ригу, – смущенно пояснила Ника. – Наверное, потому что у меня не было достаточно времени переварить случившееся, сегодня меня то и дело одолевают всякие невеселые размышления.
– Тебя угнетает то, что твое появление на бабкином банкете не произвело фурора?
– Я не рассчитывала на фурор, но все же их равнодушие меня потрясло, – призналась Ника. – Если честно, я надеялась, что у меня наконец-то появится настоящая большая семья, о которой я все время мечтала. Но ничего такого не случилось… Меня никто не приглашал приезжать в гости, никто не спросил, по какому адресу присылать новогодние открытки, никто не выразил надежду встретиться снова… Согласись, все это не слишком приятно.
– Конечно, неприятно, – кивнул Иван и покрепче прижал Нику к себе. – Но зачем ты вообще об этом думаешь? Оглядись по сторонам, и ты увидишь, что вокруг тебя и без Подниесов достаточно людей, которые тебя по-настоящему любят. У тебя есть Евгения, Ян Сигизмундович, теперь еще и Беата… А я так вообще схожу по тебе с ума…
Последние слова он произнес хрипловатым шепотом, на выдохе, и уже почти коснулся Никиных губ, как музыка неожиданно закончилась. И в ту же секунду рядом с ними материализовался Мишук. Видимо, ухаживания за Беатой требовали от него повышенной концентрации внимания, поэтому сегодня он был на удивление трезв.
– Ну че, Малышева, ты теперь реально в фаворе, – заявил он, не обращая внимания на слегка затуманенные глаза Ники и недовольное лицо Ивана. – Жанна звонила, – потряс он зажатым в кулак мобильником. – Она уже подняла волну – везде про тебя растрезвонила. Теперь все ее подружки энергично мечтают тоже ангажировать тебя на сессию. В общем, Малышева, тебя ждет прекрасное будущее придворного фотографа.
Наследство
Ника с Иваном медленно шли по бульвару в сторону полянки, облюбованной Никой для фотосъемок. День выдался по-осеннему прохладным, и свежий ветерок так и норовил растрепать волосы или забраться за воротник. Но небо было ясным, и лишь стайка разрозненных облаков неторопливо плыла по нему куда-то вдаль, огибая по пути крыши высотных домов. В листьях старых лип уже появилась золотистая проседь, а окрашенные багрянцем кусты боярышника напоминали полыхающее пламя камина.
– Вот и осень пришла, – сказала Ника, глубоко втянув носом воздух, в котором уже чувствовался горьковатый привкус опавших листьев. Потом она подошла к знакомой лавочке и прислонила к ней принесенный с собой штатив. Иван стащил с плеча большую сумку и с облегчением шмякнул ее на землю.
– Гантели у тебя тут, что ли? – ворчливо поинтересовался он. – Вот если бы не я, как бы ты потащила такую тяжесть?
– Если бы не ты, мне бы пришлось туго, – улыбнулась ему Ника. – И я, конечно, рада, что ты мне помог. Только все равно не поняла, зачем ты приехал так рано. Мне еще предстоит довольно сложная съемка, которая займет не меньше часа.
– Вот я как раз и понаблюдаю за тем, как ты сотворяешь свои шедевры.
– Ну, так уж и шедевры, – польщенно хихикнула Ника. – Вот ты меня захвалишь, я зазнаюсь, а зазнайство еще никому не шло на пользу.
– Да я-то что, мое мнение весьма субъективно, сама знаешь. Но Кларе я доверяю на сто процентов, а она бы ни за что не предложила тебе у нее работать, если бы не разглядела в тебе изюминку.
После того как его тетка познакомилась с Никой, она со свойственной ей грубоватостью заявила, что хотя работы у девушки неплохие, ей еще многому предстоит поучиться. Но потом все же призналась, что считает Нику многообещающим молодым фотографом, у которого есть все, чтобы стать блестящим.
– Если честно, я твою тетю боюсь, – вздохнула Ника.
– Да уж, характер у нее фельдмаршальский, ее все боятся. Даже я чуточку побаиваюсь. Иногда.
– Но с другой стороны, мне, конечно, ужасно льстит, что она согласилась взять меня к себе.
– А вот я не уверен, что сильно рад такому повороту дела, – покачал головой Иван.
– Почему? – растерянно спросила Ника, которой было известно, что Клара обратила на нее внимание исключительно с его подачи.
– Потому что отлично помню, как ты забросила меня, когда Оскар по уши загрузил тебя работой. Мне приходилось молить тебя о встречах, а на свидания ты приходила с фотоаппаратом наперевес. Вот я и думаю: правильно ли сделал, что познакомил тебя с теткой? Вдруг мне это выйдет боком?
– Не выйдет, – засмеялась Ника. – Я, конечно, натура увлекающаяся, но ты у меня все равно на почетном первом месте. А вот кого мне действительно жалко, так это Яна Сигизмундовича – ему без меня будет трудно. Я сегодня, наверное, в последний раз на него работаю.
– Кстати, а кого мы будем щелкать?
– Одну вредную старушку по имени Ада Павловна, – сказала Ника и сильно смутилась. Она живо припомнила день, когда впервые фотографировала «старуху Шапокляк» – в тот раз вместе с ней на
