— И я тоже г… гвозди буду вбивать! — настаивал на своем и Дмитрик.
Мишка на миг растерялся. До чего же непослушные его друзья! Но тут же, сдвинув брови, сурово сказал:
— Что ж, не хотите лезть, то идите домой! Мы вдвоем с Петриком все и сделаем!
— Да мы что… Мы ничего! — сдалась Маричка.
Через несколько минут все были на своих местах.
Только мальчики принялись за работу, раздался пронзительный свист: опасность! Дети спрятались.
Со стороны села показалось несколько человек. Вскоре послышалось их песнопение. Женщины приближались. Они направлялись в монастырь на молебен. Впереди всех шла мать Дмитрика, Поланя. Она несла икону и тоже пела-просила святую Марию и Исуса Христа, чтоб они уберегли Карпаты от «нечистой силы» — от красных. Последнее время она часто засиживалась у пана превелебного. А потом ходила от хаты до хаты, заклинала женщин божьей карой, если те хоть на минуту допустят к душе дьявола: будут думать о приходе Советов. Опять приносила от пана превелебного куски хлеба и молилась с боязнью перед богом и со страхом перед будущим.
Дмитрика она оставила в покое. «Блаженненький, что с него возьмешь?» — жаловалась она соседкам.
Поланя, высокая, худая, похожая на ворону в своем черном платье и в таком же платке, пела громко, неистово, до хрипоты.
Маричка, лежа пластом на скале, толкнула Дмитрика в бок своим острым локтем.
— Гляди, как твоя мама против красных конников людей подбивает, — прошептала с укором девочка. — Ну и пусть себе старается! А красные конники все равно придут к нам. Слышишь? Придут!
Дмитрик покраснел до кончика больших оттопыренных ушей, словно он был виноват в чем-то.
— Она и к моей маме приходила. Да с тем и ушла! Моя мама за Красную Армию молится, вот! — с гордостью за маму произнесла Маричка.
— Сча… счастливая ты… — с завистью сказал Дмитрик.
Девочка замолчала. Ей почему-то стало жаль его.
Когда толпа скрылась за поворотом, Мишка и Петрик опять принялись за работу. Тук-тук! — весело раздавалось на пустынной дороге, точно наперекор усердным стараниям Полани и тех, кого ей удалось повести за собой.
«Тук-тук», — вторил дятел, усевшись на сосне, что высилась над скалою.
Петрик вспотел. Белые волосы ниточками прилипли ко лбу. Но он не чувствовал усталости, продолжал забивать гвозди. Высунув кончик языка, тут же любовался на свою работу.
— Вот треснуть мне, машина на мой гвоздь напорется. Вот увидишь!
— Ладно. — Мишка не возражал.
А теперь на тот берег. Он махнул рукой друзьям.
Дети перебежали дорогу, переплыли Латорицу, поднялись на холм и залегли за большим камнем, обросшим мхом.
Все напряженно, молча ждали. Но, как назло, не появлялась ни одна машина.
— И где их носит! — не выдержал Мишка. — То по двадцать сразу едут, то ни одной.
— Фашисты знаешь как спать долго любят! — успокаивала его Маричка. — Обождем еще!
Но Мишке не терпелось:
— Иди, Петрик, залезь вон на тот дуб. Увидишь машины — махни нам рукой.
Петрик, польщенный тем, что Мишка именно его посылает, проворно выбежал из-за укрытия. Залез на дуб. Минут через десять вдруг закричал:
— Еду-ут, еду-ут! Много-о! Вот треснуть мне!
— Тише ты! Петух горластый. Слезай быстрее! — приказал Мишка.
Машины приближались.
Дети толкали друг друга: каждый высовывал из-за камня голову, чтоб видеть дорогу.
Вот и первая машина.
— Проехала… — прошептал Мишка пересохшими губами.
Неужели его затея кончится неудачей? Вот и другая…
— Йой, божечки! — волновалась Маричка.
— Ого, уже и третья проскочила, и ничего… — разочарованно сказал Петрик.
— Замолчи, и… и без тебя видим! — толкнул его Дмитрик.
С горы с большой скоростью мчалась четвертая машина.
Кузов был переполнен немцами. Они пели какую-то бравую песню. Вдруг на повороте машина круто вильнула вправо. Раздался звук, похожий на выстрел, — лопнула камера переднего правого колеса. Машина, круто накренившись, с разгона ударилась о скалу, перевернулась набок. Немцы с криком попадали на дорогу. Два фашиста кубарем покатились с крутого берега прямо к Латорице.
— Ага, попались! Это вам за пана учителя! — прошептала Маричка. Щеки ее горели. Глаза лучились.
Мальчики тоже хотели было что-то сказать, как вдруг раздалась автоматная очередь. Подъехала еще одна машина, за ней другая, третья…
Остановилась вся колонна. Солдаты стреляли в разные стороны. Они с перепугу подумали, что это очередная диверсия партизан.
Дети притихли, прижались к земле. Петрик закрыл лицо фуражкой, он боялся дышать.
Фьюить, фьюить! — свистели пули. Потом все стихло.
Мишка чуть-чуть высунул голову из-за камня.
— На носилках несут гитлерюк! — шепотом сообщал он друзьям. — Видно, так ушиблись, что сами встать не могут.
Ликование перебороло страх. Стали все выглядывать из-за укрытия. А Мишке хотелось крикнуть в сторону леса: «Эй, Анця, Юрко-о! Это мы вам помогли немножко!»
Неожиданно в воздухе над их головами повис тяжелый гул. В слепящих лучах солнца показались самолеты.
— Русские. Я… я знаю, как они гудят, — убежденно сказал Дмитрик.
— Смотрите, один снижается! — с удивлением вскрикнула Маричка. — А гонведы как забегали, божечки!
И действительно, один самолет резко накренился и почти отвесно пошел вниз. От страшного рева заломило в ушах. Дети успели заметить, как от самолета отделилась черная точка, будто птица, и полетела вниз. Раздался пронзительный свист, словно что-то сверлило воздух. Земля затряслась от взрыва. Ребята ахнули. Закрыли глаза, уши. Еще один взрыв. Еще… Казалось: на свете ничего больше не существует, кроме этих взрывов и ужасного рева моторов.
Что-то тенькало около детей, жужжало, как шмель, вгрызалось в траву. Им хотелось в эти минуты срастись с землей.
— Ой, святая Мария, помогите! — пропищал Петрик, судорожно крестясь, не понимая, что происходит на дороге.
— Божечки! Она уже нам помогла! Услышала! Самолеты как раз подоспели! — Маричка старалась перекричать неимоверный шум. Неожиданно девочка поднялась во весь рост, словно не замечая жужжащих осколков. — Глядите! Горят фашисты!
Мишка дергал ее за руку:
— Ложись, говорят! Убьют!
— Меня не убьют! А фашисты горят! Горят!
Мишка поразился ее смелости. Девочка была неузнаваема. Лицо торжественно. И на нем улыбка светлая и какая-то загадочная, вроде как на той иконе, которую мама купила у маляра. Теперь Мишка разгадал, что скрывалось в ней — радость победы над вражьей силой! Наверно, тот, кто рисовал икону, тоже мечтал о мести фашистам. Вот почему они с такой злобой накинулись на маляра!
— Глядите! Самолет еще возвернулся! Круг делает!
— Да ложись ты, упрямая! — Мишка не на шутку испугался за девочку. Он схватил ее за плечи,
