Глаша моргнула, пытаясь постичь глубокий философский смысл этого «плача Ярославны».
– Кстати, – спохватилась вдруг Раиса Тимуровна, перейдя с плаксивого на свой обычный тон, – у Льва Евгеньевича сейчас пациентка, которая с Аней Волович в понедельник длинную беседу имела.
– А вы откуда знаете?
– А вот знаю. Меня директор в тот день к Андрею Васильевичу с поручением посылал. Это как раз перед обедом было. Я вышла пораньше, чтобы успеть горячее по дороге съесть. Суп, Глашечка, это всему голова. Не хлеб или там мясо, а именно суп. Если бы ты ела суп каждый день, то твое тело стало бы крепеньким, как цветная капустка в бульоне...
– Так вы отправились к Андрею Васильевичу, – вывела ее из кулинарной горячки Глаша.
– Да, отправилась. Так вот, как я вошла, эта мадам против Ани за столом сидела, а та ей разобъясняла, как к нам проехать, чтобы у Льва Евгеньевича на аппарате провериться. Потом они друг к дружке наклонились и все шушукались.
– Интересно, – пробормотала Глаша. – А вы не знаете, как ее зовут, эту мадам?
– Лариса. Аня ее так называла. Хоть та и старше ее. Но она все – Лариса да Лариса. Как она вошла, я ее сразу вспомнила!
– Так надо спросить у Ларисы, не знает ли она, куда Аня собиралась тем вечером! – воскликнула Глаша.
– А зачем? – искренне удивилась Подвойская.
– Может быть, Ане помощь какая нужна?
– Она же тебе не родня и даже не подружка. Кому попало не напомогаешься! Ты помогай лучше тем, кто рядом, – сказала умная Раиса Тимуровна.
– Да и любопытно мне, – схитрила Глаша. Подвойскую вообще лучше было брать хитростью и лестью.
Когда Бабушкин вывел свою пациентку из кабинета, поддерживая ее под локоток, Глаша закатила глаза. До двери Лева провожал только тех дамочек, которые поразили его воображение. А поражали его всегда одни и те же тетки – пухленькие и сильно накрашенные. У этой синие тени были наложены до самых ушей, а губы щедро сдобрены перламутровой помадой. Крошечную сумочку она держала перед собой двумя крохотными лапками, словно хомяк морковку.
– Вы чудный! – на прощание пропела Лариса и потеребила Бабушкина за рукав.
Тот застеснялся и пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Глаша дождалась, пока Лариса обсудит с Подвойской время следующего визита, и вынырнула следом за ней на улицу.
– Простите, пожалуйста! – остановила она гарцующую по тротуару пациентку. – Вы не могли бы мне помочь? Я ищу Аню Волович...
– А кто это? – удивилась Лариса, уставившись на нее внимательными глазками из-под «болоночьей» челки.
– Секретарь в том отделении центра, куда вы ходили в прошлый понедельник.
– Господи, ну, конечно! Мы так хорошо поболтали! Но мы не дружим, если вы это имеете в виду. И я не знаю, где искать эту девушку.
– А она ничего вам не говорила по поводу своих планов на вечер?
– Да нет. Хотя... Погодите! – Лариса внезапно оживилась. – Она сказала, что перестала ладить с начальником и собирается устраиваться на новую работу. Говорит: у меня, мол, сегодня собеседование с новым боссом.
Глаша тут же напряглась.
– А где? Она случайно не обмолвилась?
– Нет, простите. Ничего больше не могу вам сказать.
– Но вы долго беседовали! – тоном обвинительницы заявила Глаша.
– Уверяю вас, что речь шла всего лишь о морщинах.
Глаше ничего не оставалось, как только ретироваться. Когда она открыла дверь, Подвойская протянула ей телефонную трубку.
– Твой! – шепотом пояснила она и подмигнула.
– Какой такой мой? – Глаша расширила глаза и приложила трубку к уху. – Алло! – сказала она, заведя глаза к потолку.
– Здравствуйте, Глаша! Это Витя Стрельников, – сообщил расстроенный молодой голос.
– Ой, Витя, добрый день! Вот уж кого не ожидала услышать.
– Собирался вам сегодня днем позвонить, но отец перехватил звонок. Он, знаете, как теперь меня отслеживает?
– Да? – неопределенно спросила Глаша.
– Вы произвели на него очень сильное впечатление, – заметил Витя.
– Понимаю... – пробормотала она.
– Я звоню сказать, что вы все равно можете на меня рассчитывать, если суд, – твердо сказал Витя.
– А как же отец?
– Он сам говорит, что, если люди перестанут помогать друг другу, наступит конец света. Его любимая присказка. Так что вы дайте знать, когда надо будет давать показания. Только если отец к телефону подойдет, представьтесь как-нибудь по-другому.
– А как?
– Ну... Может быть, Анфисой? Имя такое редкое, что я сразу пойму: это вы! Ведь у вас тоже редкое.
– Ладно, – скрепя сердце, согласилась Глаша. – Представлюсь Анфисой, раз ваш папа так сильно переживает.
Она попрощалась с Витей и поплелась в свой кабинет, провожаемая заинтересованным взглядом Раисы Тимуровны. Нет, ну это ж надо же! Поддерживать конспиративную связь с молодым человеком, чтобы обмануть его папашу. Неприятная перспектива. Уж очень ей не хотелось связываться со Стрельниковым- старшим.
Взглянув на часы, Глаша принялась убирать на своем столе. Бабушкин, по всей вероятности, в знак протеста, вытряхнул ее вещи из сумочки на стол и оставил лежать большой безобразной кучей. «Надо бы отредактировать как следует тот текст, что он у меня просит», – подумала Глаша, впрочем, без тени раскаяния. Пожалуй, впервые за все время работы в профилактическом центре она так откровенно манкировала своими обязанностями. «Это все Лидка виновата! – думала она, толкая тяжелую дверь. – Из-за нее я нарядилась, как клоун, потом раскаялась в содеянном и напилась».
Она вышла на улицу – и застыла как вкопанная. Ашмаров и Бабушкин, которые «паровозиком» шли за ней, недовольно заворчали. Прямо возле ступенек стоял Стрельников-старший и, заложив руки за спину, сверлил взглядом Глашин лоб. Лицо у него было до того хмурым, что всякому стало бы не по себе.
– Уж не знаешь, что лучше, – пробормотала она. – Иметь дело с Дукельским в суде или со Стрельниковым в миру.
Тем не менее она постаралась, чтобы слова ее звучали легко:
– Никак ты меня поджидаешь?
– Никак, – буркнул тот и схватил ее за руку повыше локтя. – Пойдем-ка прокатимся. Вон моя машина.
Он поволок ее по тротуару к светло-серому «Опелю». «Ого! – мельком подумала Глаша. – Папашку Витиного так просто с белой ручки не стряхнешь». А вслух закричала:
– Что ты меня суешь, как цыпленка в духовку?!
– Потерпишь, – буркнул тот, плюхаясь на место водителя.
– Глаша? – спросил Саша Ашмаров, подходя поближе. – Ты как?
Лева Бабушкин тоже подошел поближе. Одна его щека подергивалась, как всегда, когда он волновался.
Стрельников незаметно взял Глашу за руку и так сильно сжал, что у нее в глазах заплясали мушки.
– Только попробуй пикнуть! – прошипел он.
– Все нормально, мальчики! – Глаша подарила им широкую и ужасную улыбку Щелкунчика. – Это мой друг, Валера.
