Сабина решила, что ей тоже пора. Как назло, заднее стекло оказалось заляпанным грязью. Озираясь по сторонам, она достала из багажника тряпку и принялась очень быстро протирать стекло. Ночь была тихой и лунной. От города в небо уходил свет, и звезды подслеповато моргали наверху. Несколько фонарей стояли на посту, выхватывая из темноты куски асфальта и боковые стены домов. Быстрая кошачья тень промелькнула возле подвала.
Неожиданно Сабине почудилось неподалеку еще какое-то движение. Как будто кто-то прятался в тени здания, справа от входа. И изредка шевелился, переступал с ноги на ногу, но не выходил на открытое место. Напряжение, в котором она жила все это время, дало о себе знать. Сердце бухнуло так, словно только и ждало подходящего случая пуститься галопом. Сабина прыгнула в машину, заблокировала дверцы и повернула ключ в замке зажигания.
Машина вздрогнула, но не завелась. «Этого не может быть, – пронеслось у Сабины в голове. – Ничего подобного со мной не должно случиться». Неужели, совершив один легкомысленный поступок, она распахнула какую-то таинственную дверь, и в ее жизнь потоком хлынули неприятности? Она поворачивала ключ еще и еще раз – безрезультатно.
Уходя, Максим и Тверитинов не заперли входную дверь. И остальные машины находились по-прежнему тут, на стоянке. Значит, внутри здания еще остаются люди. Эмма и Чагин точно. Позвать их? Однако крик может спровоцировать того, кто прячется в тени. Она крикнет, но не известно, услышат ли ее? Вдруг эти двое сейчас в подвале? Или просто не желают, чтобы нарушали их уединение. По крайней мере света не видно ни в одном окне.
Сабина заперла машину, собралась с силами, сделала вдох, длинный выдох – и бросилась бежать, держа в поле зрения темноту возле здания. Рванула на себя дверь, которая легко подалась, и влетела внутрь. Захлопнула дверь за собой и закрылась на задвижку, которой, слава богу, озаботился обстоятельный Роман Валерьянович.
Горела только одна лампа, нехотя цедившая свет, и холл был заполнен его мутной желтоватой жижей. Стояла страшная тишина, и только часы над конторкой сухо отмеряли секунды. Это были неприятные короткие щелчки – днем часы никто не слышал, и ночью они брали реванш, громко диктуя свою волю.
Больше всего на свете Сабине хотелось сейчас отыскать кого-нибудь в этом мертвом здании. Даже Эмме Бениаминовне она обрадовалась бы, как самому близкому другу. Вспомнив, что у нее есть мобильный телефон, Сабина достала его из сумочки и набрала номер Грушиной. Длинные гудки были ей ответом. Один, два, три, восемь... «Абонент не отвечает», – появилась надпись на дисплее. Спасибо, что хоть аппарат разговаривает с ней.
Она решила не искушать судьбу и позвонила Пете. Больше звонить было некому – отчим уехал в Австрию, на конгресс, и забрал жену с собой. Обычно дальновидная Тамара неожиданно рассорилась со своим старым другом и отправилась на все выходные к бабке в деревню – зализывать раны. Оставался Петя и в крайнем случае – милиция. Техпомощь отпадала, потому что в кошельке у Сабины оказалось слишком мало денег. Все ее сбережения хранились в Ясенево, в маленькой однокомнатной квартирке с балконом – ящик письменного стола, старая коробка из-под печенья, разрисованная мишками в красных рождественских колпаках. Приличная сумма наличными и сберегательная книжка, вызывавшая подсознательную тревогу – в стране невиданных банковских кризисов никогда не знаешь точно, сохраняешь ли ты деньги, пополняя свой счет, или пускаешь их на ветер.
– Ал-ло, – ответил Петя по слогам, и сестра сразу же поняла, что он снова пьян.
Видимо, бессердечная Оксанка продолжала стоять на своем.
– Никогда, – жестко сказала Сабина в трубку, – никогда прежде ты не был такой свиньей.
– А что? – с вызовом спросила свинья и громко хрюкнула.
– Ничего, – ответила Сабина. – Ты сейчас один?
– Нет, – с трудом выговорил Петя. – Я с ребятами. Хочешь, мы тебе споем?
В ту же секунду нестройный хор затянул душераздирающую песню: «Ай, мне бы в поле, ай коня бы...» Сюрреализм. Ночь, пустой офис, темная фигура возле здания, ее прыгающее сердце и мощное пение, доносящееся из маленького мобильника.
– Петя, скажи своему хору мальчиков, что я очень польщена, но у меня нет времени аплодировать.
Она отключилась и постучала телефоном по передним зубам. Придется идти и разыскивать Эмму с Чагиным. Если они остались здесь в поисках уединения, лучше не вопить на все этажи. Достаточно просто обнаружить их убежище, чтобы почувствовать рядом с собой биение жизни. Она готова ждать, сколько угодно. Она готова остаться здесь до утра.
Но будет ли она здесь в безопасности? Тот звонок на мобильный... Тогда она стояла в холле, рядом были Роман Валерьянович и молодой парень. Тем не менее ей сказали – беги. Убирайся оттуда. Прячься!
Тверитинов уехал с Максимом... Что, если это план? Все подстроено так, чтобы оставить ее здесь одну. И машина не завелась. Может быть, ее заманили в ловушку?
Если прямо сейчас вызвать милицию, простым «извините» она, конечно, не отделается. Это будет целая история, возможно, с заполнением протоколов. Она открыла телефон и смотрела на него не мигая. Именно в этот момент она услышала шаги – быстрый стук женских каблуков. Они торопились, эти каблуки, и, кажется, были где-то рядом.
– Эмма? – спросила Сабина, не слишком повышая голос. – Эмма, это вы?
Она шагнула вперед, чтобы видеть весь коридор. Он был пуст, но дверь в производственный отдел оказалась распахнутой настежь. Сабина осторожно двинулась к ней, ощущая себя маленькой скрепкой, попавшей в поле действия мощного магнита. Она ничего не могла с собой поделать – ей хотелось заглянуть внутрь.
Вокруг по-прежнему было тихо – стук каблуков смолк так же внезапно, как и возник. Сабина переступила порог и поставила ногу на верхнюю ступеньку лестницы. Ничего. Несколько шагов вниз, и вот уже перед ней панорама зала – тоже пустого. Но что это? Дверь в кафельную комнату приоткрыта, и видно, что на кушетке, стоящей по– прежнему в самом ее центре, кто-то лежит. Наверное, кто-нибудь из рабочих остался здесь на ночь. Или Безъязыков, налакавшись пива, прилег отдохнуть до тех пор, пока хмель не выветрится из головы.
– Эй! – позвала Сабина.
Ей захотелось разбудить этого человека. Пусть даже он будет ворчать на нее, все лучше, чем терпеть это гнетущее, давящее одиночество в пустом здании.
– Послушайте! – Она продолжала спускаться, теперь уже довольно быстро, и специально громко топала. – Извините, что я вас беспокою, но у меня неприятности! Машина не заводится...
Она была уже рядом с дверью и только сейчас поняла, что на кушетке лежит какой-то жуткий бомж в ужасных лохмотьях и в шапочке, надвинутой почти до самого носа. Руки его вытянуты вдоль тела, а на животе что-то стоит. Этого еще только не хватало.
Сабина засунула в комнату голову.
– Извините, пожалуйста...
Она замолчала, внезапно почувствовав, как волосы зашевелились у нее на затылке. Никакой это не бомж. Это Чагин! Одетый бог знает во что, он лежал на кушетке совершенно неподвижно. На груди у него стоял дырокол – обычный дырокол, какой можно найти на любом офисном столе. А чуть ниже дырокола, в животе, торчала рукоятка ножа. Весь живот был черным от крови. Сабина попятилась и чуть не упала, оступившись. Она открыла рот, чтобы закричать, но из горла не вырвалось ни одного звука.
И тут она услышала шаги – быстрые и взволнованные шаги. А еще голоса. Какие-то люди шли сюда по коридору, перебрасываясь быстрыми фразами, смысл которых ускользал от Сабины. Она так обрадовалась, что метнулась было им навстречу, но первые же слова, которые удалось ей разобрать, заставили ее замереть на месте.
– Никакой милиции! Мы должны замести следы.
Мужской голос, знакомый и одновременно чужой. Господи, кто же это?
– Как мы их заметем?! Куда мы его денем?! – Это Эмма Грушина, без всякого сомнения.
– Перестань психовать, – еще один мужчина.
Сабина затравленно огляделась по сторонам и бросилась к тем самым металлическим шкафам, которые уже служили убежищем и Ане Варламовой, и ей самой. Она дрожала, как заяц. Дрожала и потела
