– Взаимно, – неприязненно ответил Глухов, дернул щекой и спросил: – Мы будем разговаривать стоя?
Было заметно, что он привык распоряжаться и ему неприятно выступать в роли человека, подчиняющегося силе.
– Садитесь, – разрешил Бунимович, оказавшийся самой внушительной фигурой среди собравшихся.
Все расселись, и только Полина по-прежнему осталась стоять, держась двумя руками за спинку никифоровского кресла. Она так нервничала, что даже перестала чувствовать свои пальцы. Она их видела, эти пальцы, видела, как они вцепились в обивку, но ничего не ощущала.
– Вы говорили об убийстве? – спросил Глухов, одетый в костюм и церемонную белую рубашку. – Или я чего-то не понял?
– Вы все правильно поняли, – кивнул Никифоров, взявший на себя ответственность вести переговоры. – Мы подозреваем вас в убийстве Людмилы и Максима Анохиных. И обвиняем в покушении на их родственницу, присутствующую здесь.
– Анохины выехали из страны! – недоверчиво возразил Глухов, положив на стол руки. – Какое убийство?
– Преднамеренное. Их тела нашли в деревне Демьяновка, в брошенном доме. Анохиных привязали к стульям и надели на голову по пакету. Они задохнулись, Владимир Сергеевич.
– Господи, боже мой! – воскликнула его жена и схватилась за сердце.
– Какая Демьяновка? – нахмурился Глухов. – Что это за место такое?
– Будто вы никогда не слышали! – решил схитрить Костя Бунимович.
– Никогда, – отрезал Глухов и повернулся к Никифорову: – Знаете, что? Все это какое-то ужасное недоразумение. Мы хотим встретиться со следователем.
– Не возражаю, – немедленно согласился тот. – Решили сразу в тюрьму – милости просим.
– Подожди, Володя! – всполохнулась его жена. И шепотом спросила: – А что, если... Петя и Митя?...
– Да вы что, Екатерина Ивановна?! – не поверила Ирочка. – Подозреваете собственных детей в убийстве?!
– В последний раз они были очень, очень испуганы, – ответила та белыми губами.
– Конечно, испуганы! – зло воскликнула Ирочка. – Им разонравилась ваша игра в мстителей! Ленка должна была все сама расхлебывать!
– Мы приняли решение на семейном совете, – напомнил Владимир Сергеевич.
– Это вы приняли решение! – распалилась Ирочка. – Вы лично. Все остальные находятся под вашим влиянием! Вы всю семью в страхе держите! Тоже мне – диктатор! А я больше в этом не участвую.
– Ты должна была сказать, что смотришь на вещи именно так.
– Кто бы стал меня слушать? Я всего лишь невестка, дурочка, у которой отсутствие мозгов компенсировалось буйным ростом волос. Думаете, я не слышала, что вы обо мне говорите?
– Ну хватит, – неожиданно вмешался Никифоров. – Прекратите семейную ссору. Давайте разбираться.
Они начали разбираться, и картина прояснилась довольно скоро.
Муж Ларисы Запольской оставил жене целое состояние – коллекцию редчайших ювелирных украшений, которая после ее смерти должна была перейти к дочери, Леночке Гордеевой. Она была замужем за бизнесменом Алешей Гордеевым. Это он сам называл себя бизнесменом, хотя на деле был не более чем прожигателем жизни. Когда теща заболела и пошла по врачам, он впервые задумался о том, какую выгоду сулит ему ее кончина. И однажды подслушал ее разговор с близкой подругой. Лариса призналась, что безнадежно больна, протянет не больше года и подумывает о том, чтобы написать справедливое завещание. Что она подразумевала под словом «справедливое», Алеша не стал выяснять. Он совершенно точно знал, что его имя в исторический документ вписано не будет.
Кто и как навел его на Анохиных, Алеша так и не рассказал. Друзья шепнули ему, что в подмосковной клинике есть гуманные врачи, которые за определенную плату могут избавить безнадежного больного от страданий. Алеша полез в словарь и посмотрел, что значит слово «эвтаназия» – умерщвление неизлечимого больного с целью облегчить его страдания.
Он заплатил докторам не слишком большую сумму в качестве аванса и должен был выплатить еще столько же после того, как завещание вступит в силу. А потом... Потом, когда теща отправилась на тот свет, Алеша внезапно запил, разнюнился и выложил все собственной жене Леночке. Та пришла в ужас. Она навсегда изгнала Алешу из дому, собрала родственников и все им рассказала.
Обращаться в милицию не имело смысла – Алеша подался в бега, а тело Ларисы кремировали, экспертизу не провести, и главного свидетеля тоже нет. Единственное, что осталось в распоряжении родственников – имена врачей и туманные слова Алеши, что обращаться по щекотливому вопросу следует в регистратуру.
– Мы решили раздобыть доказательства. Сделать очередной «заказ» и поглядеть, как все это работает, – сказала Екатерина Ивановна.
– И еще мы хотели отомстить, – заявил ее супруг. – Напугать. Чтобы они прочувствовали, чем занимаются. Какой пакостью.
– В Нидерландах приняли закон, – срывающимся голосом сказала Полина, которая не так давно читала статью в медицинском журнале, найденном у Люды на даче. – Эвтаназию там официально разрешили.
– С согласия больного, находящегося в здравом уме и твердой памяти, – проявил осведомленность Глухов. – А не по желанию алчного зятя. Большая разница!
– Становятся понятными некоторые вещи, а некоторые еще больше запутываются, – пробормотал Никифоров. – Когда Полина сказала, что работает в регистратуре, да еще является ближайшей родственницей Анохиной, вы решили, что именно с нее начинается процесс... умерщвления?
Екатерина Ивановна кивнула.
– А зачем вы отвезли ее за тридевять земель и засунули в морг?
– Петя, мой муж, когда-то там работал, – неожиданно вмешалась Ирочка. – Вас просто хотели напугать.
– Напугали, – призналась Полина, дрожа как в лихорадке. – У вас все очень классно получилось.
– А что за странное письмо вы состряпали? – продолжал расспрашивать Никифоров. – Оно ведь имеет какой-то смысл? Я говорю о списке картин.
– Митя составил этот список, – признался Глухов. – Выписки делал из какой-то древней книжки «Отечественные шедевры в частных коллекциях». Или что-то в таком роде.
– То есть ЧК означало все-таки частную коллекцию?
– Да. А Анохиным якобы обещалось двадцать пять процентов от вырученных после продажи картин денег.
– Теперь понятно, почему Люда не обратилась в милицию, – пробормотала Полина. – И телефон она мне свой оставила для того, чтобы знать по возвращении, угрожают ли ей по-прежнему. Вы ведь звонили ей по телефону, да? А не гонялись со шприцами по Москве?
– Анохина всех нас знала в лицо, – коротко ответил Глухов. – Поэтому мы звонили по телефону.
– Изобретатели, твою мать, – пробормотал Бунимович и подпер щеку рукой. Казалось, он ужасно устал от этого приключения и желает, чтобы оно поскорее закончилось. – Только вы все очень аккуратно обходите кульминацию. Убийство.
– Мы не обходим, – немедленно парировал Глухов. – Мы просто об этом ничего не знаем. Главные действующие лица нашего спектакля уезжали за границу – один за другим. Пете и Мите поручили проводить каждого до аэропорта. Чтобы не подумали, будто все сойдет им с рук!
– У Пети или у Мити «Жигули»? – немедленно сообразила Полина. Глуховы недоверчиво и взволнованно переглянулись. – Вероятно, это они увезли Максима Анохина с автозаправки. Он взял свой чемодан и пересел к ним в машину. Интересно, что они ему сказали?
– Наверное, стоит вызвать Петю и Митю, – строго заявил Никифоров.
– Митя куда-то уехал, – пролепетала Екатерина Ивановна. – А Петю, наверное, можно вызвонить.
И она поглядела на Ирочку, Петину жену.
– Петя тоже уехал, – с вызовом заявила та. – Сказал, что ему срочно нужно отгулять две недели отпуска. Я думала, вы знаете...
