и хотела есть. Но больше всего она боялась, что Андрей устал гораздо сильней, чем она. Если это так, никакого романтического ужина у них не получится. И от поцелуев в машине он тоже может увернуться. В конце концов, уставший мужчина может исполнить, так и быть, привычный супружеский долг. Но охмурять женщину после тяжких трудов… Это казалось сомнительным.
Однако Куракин, налетевший на нее в коридоре, выглядел вполне бодрым. «Я не учла его спортивное прошлое, – воспрянула духом Серафима. – Все должно получиться. Вон как у него глаза горят». Адреналин, на котором ее кавалер отбарабанил три передачи подряд, все еще продолжал действовать.
– Симка, давай поедем расслабляться, – предложил Куракин.
– «Симки» продаются в салонах мобильной связи, – нравоучительно заметила Серафима. – И что тебя тянет все время меня как-то обозвать?
– Мне приятно, что я один имею на это право, – признался Андрей, доверительно посопев ей в ухо. – Слушай, на выбор: можем поехать к матери, она нас попотчует чем-нибудь домашним. Можем поехать в ресторан, но к тому времени, как нас накормят, мы уже выпадем в осадок. И можем поехать ко мне, я тут рядом живу. Из жратвы у меня только нарезка да сухарики, но в наших силах заказать по телефону пиццу или суши, что тебе больше нравится. Будем сидеть на диване, жевать, пить вино, а если силы останутся – танцевать. Ну, что выбираешь?
– В твоем изложении дом звучит наиболее заманчиво, – тут же призналась Серафима, которая ничуточки не стыдилась задуманного.
А собиралась она просто-напросто соблазнить Куракина. Причем сделать это так, чтобы он уже назавтра признал ее своей девушкой. У Серафимы были весьма отдаленные представления о том, как можно этого добиться. Вернее, представления были сформированы книгами, фильмами и все теми же глянцевыми журналами, роль которых в жизни современной женщины социологам еще предстояло изучить. Серафима все больше склонялась к мысли, что роль эта огромна.
Куракин жил в «однушке» на Ботанической улице. Квартиру свою он называл студией, потому что разломал в ней все перегородки – раз, и потому что так звучало круче – два. Студия Серафиму поразила. Здесь все было рассчитано на то, чтобы производить впечатление. Огромный ковер, представлявший собой черную кляксу на белом поле, черно-белый диван, похожий на корову, черные занавески, завязанные дизайнерскими узлами и оттененные белоснежным тюлем… Все казалось непритязательному глазу Серафимы необыкновенным.
– Располагайся, – предложил Куракин, швырнув пиджак на журнальный столик.
Синяя рубашка, вероятно, была реквизитом и осталась в студии. Вместо нее под пиджаком обнаружилась футболка, которая Серафиму обескуражила. Во время эфира она представляла, как будет расстегивать на Андрее пуговицы – одну за другой – и проведет ладонью по его груди. А с этой штукой что делать? Тупо тянуть через голову? Смешно. И несексуально.
То, что Куракин может сам проявить инициативу, как-то не приходило ей в голову.
– Так что ты хочешь заказать – пиццу или суши? – спросил Андрей, разгуливая по дому и избавляясь по очереди от часов, носков и ремня. – Не возражаешь? Я веду себя беззастенчиво, но это все потому, что ты уже сто раз лицезрела меня в самых разных видах. Кажется, даже в трусах.
– Тогда это не было особо волнующим зрелищем, – пожала плечами Серафима. – Не знаю, конечно, как сейчас… Пожалуй, я буду суши.
Пока Куракин звонил по телефону в ресторан, Серафима прикидывала, как могут дальше развиваться события. Есть она совершенно не хотела. Суши были просто некой данью традиции. Традиция тоже, впрочем, оказалась киношно-журнальной: сначала влюбленные ужинают, а потом занимаются любовью. Впрочем, они еще не влюбленные. Вот когда все произойдет, тогда… Говорят, что секс ужасно сближает пару. Ну, немудрено. К утру они уже будут знать друг о друге множество интимных деталей…
– Сима, тебе налить? – спросил Куракин, подняв вверх огроменную бутылку с янтарной жидкостью. – Это вкусно.
Этикетка была знакомой. Такую этикетку она постоянно видела в барах, в кино, в магазинах…
– Налей, – махнула рукой Серафима, не представлявшая даже приблизительно, что находится в бутылке. Но ей хотелось выглядеть бывалой девушкой, и она в этом не призналась.
Куракин щедро плеснул ей жидкость в низкий стакан, и она от души хватила непонятно чего, почувствовав, как загорелась гортань. Куракин наливал ей еще пару раз, поглядывая на нее искоса. Через полчаса принесли суши, они ели и снова запивали этой самой янтарной штукой, и тогда-то Серафима поняла, что окосела.
Потом каким-то непонятным образом диван крутнулся, и оказалось, что она лежит на нем, а сверху нависает Куракин. Он пытался ее целовать и при этом как-то очень активно нажимал ей локтем на желудок. Это было невыносимо.
– Подожди, – пробормотала Серафима и попыталась отпихнуть Андрея двумя руками. – Дай мне воздуха!
После этого воздух как-то стремительно закончился, и Серафима не помнила больше ничего.
Глаза она открыла только потому, что кто-то долбил ей ломом по голове.
– А-а, – застонала несчастная и приоткрыла веки.
Вокруг, куда ни глянь, была постель в нежных шелковых складочках. Она увидела свои голые ноги и ощупала себя правой рукой. Кружевное белье на месте, а платья нет.
– А-а, – снова промычала Серафима и со скрежетом повернула голову.
Солнечный свет иголками впивался в зрачки. Прежде чем снова сомкнуть веки, она увидела Куракина, который лежал на животе, засунув голову под подушку. Она протянула руку и ощупала его шею, потом спину, потом задницу. Мужчина ее мечты был голый.
Она еще немного поводила ладонью по его коже, рассчитывая обнаружить хоть какую-то одежду.
– О-о-о, Серафима! – простонал из-под подушки Куракин. – О-о-о! – повторил он таким же страшным скрипучим голосом и добавил: – Серафима, ты просто свинья.
Это было так неожиданно, что если бы она могла, тотчас вскочила бы с кровати.
– В каком смысле? – спросила она, преодолевая сопротивление языка, который разросся до невероятных размеров и не желал двигаться во рту.
– В том смысле, что ты сорвала наш романтический ужин, – Куракин появился из-под подушки.
Это было понятно по тому, как спружинила кровать, и еще по голосу: он звучал теперь гораздо отчетливей.
– Тебя так тошнило, так тошнило… Я чуть не сдох, глядя на тебя.
Серафима некоторое время ворочала в голове мысли, потом одна из них выкатилась у нее изо рта, превратившись в слова-булыжники:
– Это суши виноваты.
– Нет, это не суши, – возразил Куракин. – Это твое пьянство. Почему ты мне не сказала, что не можешь пить?
– Почему не могу? – вяло пробормотала Серафима. – Я могу.
Куракин сполз с кровати, словно корабль, спущенный на воду по стропилам – медленно и важно. Серафима смотрела на него сквозь ресницы. Так же, голышом, он отправился куда-то и вернулся со знакомым стаканом.
– Придется тебе сесть и выпить. – Серафима застонала. – Ну, что ты скрипишь, как старая сосна? Как в детстве я с тобой возился, так и теперь приходится… Хорошо, что мы не поехали в ресторан. Если бы ты надралась там, я бы тебя до дома не дотащил.
– Я не очень много вешу, – пробормотала Серафима.
– Зато ты очень много размахиваешь руками. И ногами тоже.
Примерно через час Серафима пришла в себя настолько, что смогла выпить чашку кофе. Сидела она при этом самостоятельно.
– Так между нами ничего не было? – в десятый раз спрашивала она Куракина. В ее голосе слышалось неподдельное огорчение.
– Было все, кроме самого интересного.
– Все?
– Я тебя раздевал, носил на руках, прижимал всем телом к кровати.
