они с ним уже сроднились, как муж и жена. И что бы там ни чувствовали на стороне, истинную нежность приберегают друг для друга. Поэтому, когда Болотов подошел и поцеловал ее в щечку, Лайма размякла и пробормотала:
– Как же я рада тебя видеть!
Болотов заметил, что тоже рад, повозил стулом, устраиваясь поудобнее, и с вызовом спросил:
– Ну и где же ты ночевала со своими иностранцами?
Глаза у него были вредными и подозрительными, и с Лаймы немедленно слетело благодушие.
– Сняла для них номер в гостинице. Николай Ефимович сумел найти деньги.
– Замечательно, – тон у Болотова был менторский. – А то придумали – таскать чужих людей по своим квартирам и дачам. Это нецивилизованно – раз, и неприятно – два.
– Я рада, что мне удалось избавить тебя от неприятностей, – сказала Лайма, которой уже расхотелось делиться с ним новостями.
Кроме того – чем делиться? Разве сразу сообразишь, что ему можно говорить, а что нельзя? И особо рассиживаться некогда – вот-вот явится Шаталов. Она посмотрела на часы и сказала:
– Жаль, что у тебя мало времени.
– Не настолько, чтобы не выпить чашку кофе.
Он поднял голову в поисках официанта. Бандерасы ходили между столиками и смотрели на посетителей жгучими глазами бандитов, направленных в кафе на исправительно-трудовые работы. Болотов картинно щелкнул пальцами и заказал «эспрессо». Лайма уже ела свой торт, начав с верхнего слоя крема. В уголке рта у нее застряла шоколадная крошка. Болотов, вывалив на нее все свое раздражение, тотчас оттаял. Взял салфетку и нежно стер крошку, перегнувшись через стол.
– Так что там насчет дня нашей свадьбы? – спросил он. – Я практически готов.
– Как это – практически? – искренне удивилась Лайма.
– Не придирайся к словам. Обычно мужчины говорят, что они не готовы жениться, я же у тебя такой особенный, что заявляю о полной и абсолютной готовности.
Физиономия у него сделалась умиротворенной. Как будто они сидели в собственном саду под вишней и ковыряли ложечками в креманках. Лайма поняла, что он всегда считал себя неотразимым. Ее счастливым билетом. А что? Это так и есть. Все женщины будут ей завидовать.
– Тебе не нравится кофе? – спросила она.
– Почему?
– Ты медленно пьешь. Прошло уже пятнадцать минут, а ты выпил всего половину чашки.
– Мы же не на скорость его пьем. И, кстати, не уходи от ответа.
– Хорошо, давай назначим свадьбу на конец августа.
Конец августа всегда был для нее как Новый год. Некий рубеж, когда заканчивались отпуска и начинался нормальный рабочий период. В конце августа они поженятся и с сентября заживут одной семьей.
– Но ты должна понять, Лайма, что, если мы сочетаемся браком, это уже навсегда, – предупредил жених. – Все изменится бесповоротно.
Лайма не успела прочувствовать, как это – все бесповоротно изменится, когда увидела за окном Корнеева. Он вышел из машины, подкрался поближе и теперь строил ей обезьяньи рожи. Тряс рукой с часами и показывал на них пальцем.
– Ну, – сказала она, хлопнув ладонями по столу. – Кажется, тебе пора. Мне тоже надо отправляться.
– Тебя подвезти?
– Нет, я с шофером. Николай Ефимович выделил мне личный транспорт. Приходится много ездить, смотреть помещения...
Тут Болотов обернулся и увидел Корнеева, который приплюснул нос к стеклу, сделавшись похожим на поросенка Хрюшу.
– Господи боже, что это?! – отшатнулся он.
– А! Это и есть мой шофер, – легкомысленно ответила Лайма. – Не может жить без руля. Очень переживает, когда приходится стоять в ожидании.
– Надеюсь, у него с нервной системой все в порядке? – пробормотал Болотов. Встал и сказал: – Ну, если ты меня гонишь, я пойду. Скажи только, когда закончится твоя эпопея с поисками помещения? Я уже отвык ночевать один. Или ты специально, – он хохотнул, – разжигаешь во мне страсть?
– Давай созвонимся ближе к вечеру, – улыбнулась Лайма. – Тогда все и обсудим.
Болотов встал, нежно поцеловал ее в губы и пошел к выходу. Распахнул дверь на улицу и оказался лицом к лицу с Шаталовым. Шаталов для него был ноль, пустое место. Поэтому он преспокойно пропустил его внутрь и вышел, не оглянувшись.
Лайма вздрогнула. Надо же – ирония судьбы. Они столкнулись нос к носу: мужчина, от которого у нее мурашки по коже, и тот, за кого она собирается замуж.
Смешно, конечно, но Шаталов тоже оделся в бежевое. Его густые каштановые волосы были небрежно откинуты со лба, каменный подбородок подчеркивал жесткость взгляда.
Расторопный Бандерас бросился навстречу новому посетителю, но тот пресек его порыв на корню:
– Спасибо, меня уже ждут. – И прямиком проследовал к столику Лаймы.
– Геннадий, – выдохнула та, приподнявшись и снова упав на стул. – Это вы.
– Это я, – ответил Шаталов, усевшись на место, которое только что освободил Болотов. Поерзал и сказал: – Чертово солнце! Нагрело стул, сидеть невозможно.
Лайма покраснела и, чтобы скрыть замешательство, спросила с вызовом:
– Так вы узнали хоть что-нибудь?
– Узнал. Узнал, что ни о какой Соне Кисличенко родственники Ники Елецковой никогда не слышали.
– Жаль, – пробормотала Лайма, на которую опять стало накатывать знакомое ощущение неконтролируемого восторга.
Господи, с чего она взяла, что хочет замуж за Болотова? Разве можно выходить замуж за одного мужчину, когда так сильно волнует другой? Черт с ним, пусть управляет ею. Она согласна.
Шаталов, не подозревавший о тех тектонических сдвигах, которые производил в ее мозгу и гормональной системе, сердито сказал:
– А теперь давайте повествуйте, кто такая эта ваша Соня Кисличенко.
На самом деле ему хотелось схватить Лайму за плечи и трясти до тех пор, пока вся информация не вывалится из нее, словно золото из волшебного барашка. Почему он решил, что она действительно переводчица и может обеспечить индусу алиби? А если она соврала? Он даже не знает, как ее по- настоящему зовут – Ольга? Лайма? Или какая-нибудь Катаржина? Он был знаком с одной полькой, Катаржиной, как две капли воды похожей на нее. Такой же красивой и несговорчивой. Только полька никогда его так не бесила. И он не обращал внимания на всякие мелочи – как она облизывает губы, барабанит по столу пальцами с аккуратными ногтями машинистки, кидает взгляд из-под ресниц – неожиданно, словно вонзает нож.
– Ну... – пробормотала Лайма. – Соня Кисличенко – моя подруга.
Шаталов изумился:
– Вы что,
– Не могла. Потому что Соня тоже исчезла. Еще до вашей Ники. Ее увезли в белом автомобиле с тонированными стеклами. В прошлую пятницу.
– Что?! И вы только сейчас мне об этом говорите?!
Он наклонился вперед, и Лайма заметила, что его широкие ноздри так быстро и мелко трепещут, словно в носу сидит стрекоза. Тогда она живо возразила:
– Мы с вами только вчера познакомились. Что же, я должна была сразу исповедоваться?
– Вы просто дура. В какие игры вы играете? Я уже жалею, что не рассказал о вас милиции. Сегодня же продиктую им номер вашей машины.
– Машина краденая, – парировала Лайма. – И вообще. Я вам все наврала. Я никакая не Ольга Удальцова, и видеть вас больше не хочу. Я думала, вы мне поможете, а вы только выспрашиваете. Зря я вас вчера поцеловала.
Она вскочила и собралась уходить. Однако Шаталов тоже встал и преградил ей дорогу.
