приспосабливается, чтобы удержаться на поверхности! Женщина, женщина! Женщина без достоинства, без самолюбия, без уверенности в завтрашнем дне. Жалко, недостойно то общество, в котором такие женщины появляются и в котором оставлены один на один со своей бедностью…
Когда Вячеслав Семенович сказал об автомобиле, первым побуждением Ирины Аркадьевны было сейчас же ехать к Любе Алферовой на работу. Но Ирина Аркадьевна уже предвидела, что Люба встретит в штыки такое сообщение, будет убеждать всех, и более всего себя, что учитель просто ошибся или оговорил ее сына.
— Надо идти в милицию, — уже поднялась было Ирина Аркадьевна, но директор ее остановила.
— Ира, не горячись. Еще неизвестно, что за машина и кто был за рулем. А ты подумала, что скажут нам в районо? «Еще одно ЧП в 302-й школе!» И будут нас чесать на каждой конференции.
Вячеслав Семенович слушал директора все пристальнее.
— Ира, у тебя просто сдали нервы, — продолжала директор — и шум раньше времени поднимать не советую. Только на себя беду накличем, вот и все. Ну даже если это и Алик? Пусть милиция там, ГАИ разбираются, и если это он, то нам сообщат.
При этих словах неожиданно для директора и для коллеги обычно флегматичный, оберегающий себя от лишних раздражителей Вячеслав Семенович решительно поднялся со стула:
— Я провожу вас в милицию, Ирина Аркадьевна. Пусть все мы сто раз ошибаемся, но если случится беда, мы себе никогда этого не простим. Идемте, я не оставлю вас одну.
Алевтина Ивановна прикусила губу. Досадно, что такую реакцию со стороны Вячеслава Семеновича она просто не предвидела. Но даже очень запрограммированные люди порой непредсказуемы.
— Конечно, идите, — тряхнула головой директор.
Вячеслав Семенович Кучеров был непробиваемым скептиком, он принципиально ни во что не верил, никаким лозунгам, оставался «человеком в себе». Круг его интересов был раз и навсегда очерчен: жена, ну еще телевизор, и этот мир был непроницаемым для всех посторонних. Таких людей называли черными котами. Они мудры, опасно умны, все видят и все знают, но никогда ни во что не вмешиваются. На его столе дома лежит толстенная рукопись работы, которая никогда не будет закончена. Никому не дано понять его мысли, они все остались при нем, этим он и был опасен для Алевтины Ивановны.
Получил образование он в офицерском училище, отсюда его определенные принципы и устои. Потом был Московский университет. Но его диплом выпускника философского факультета оказался никому не нужен, и он остался учителем. В армии его карьера не сложилась, потому что там не любят «шибко умных», а здесь, потому, что нигде философы в штатах не предусмотрены. Жену свою он обожал, прощал ее недалекость, примитивность ума, но ее чисто женские качества ценил выше женского ума, и это его устраивало. Любовь для него никогда не была пустым звуком. Внутренний мир его для других непостижим, именно поэтому неожиданностью было его желание идти вместе с Ириной Аркадьевной в милицию. Он милиции не верил, но в силу своих принципов не мог оставить женщину в таких обстоятельствах. Он поступил так в полном соответствии со своими убеждениями и воспитанием. Но этого никто не понял, даже Ирина Аркадьевна.
До милиции было недалеко, но Вячеслав Семенович, не меняя холодного выражения лица, остановил такси: он не любил общественный транспорт. Вообще же снобизм Вячеслава Семеновича уже раздражал Ирину Аркадьевну: учителя на такси не ездят. И от возникшего отчуждения до отделения милиции они доехали молча.
Около милиции Вячеслав Семенович сказал:
— Если мы встретим казенного дурака, наше дело обречено. Ваши предощущения здесь могут просто не понять. Они же не лягут в рамки опроса свидетеля. Эмоции не факт, но все же попробуем!
Кучеров имел вполне сложившееся мнение о милиции и поэтому обращался к ее услугам только в самых крайних случаях. Мальчишкой ему пришлось бегать от милиции, когда скитался в поездах, оставшись в войну без матери. Потом, найдя мать, он так и сохранил в душе на долгие годы враждебное отношение к их синей форме.
Одним словом, эти люди уважения у Вячеслава Семеновича не вызывали, и говорил он сейчас с дежурным с той долей отчуждения, которую считал единственно правильной в этой ситуации.
— У нас сложный случай и нам нужен человек, который сможет внимательно выслушать и понять.
Капитан Досметов мог бы ответить, что здесь не место для бесед, но уже вымотанный суточным дежурством, коротко спросил:
— Что у вас, граждане?
— Наш ученик ехал за рулем автомобиля, — заспешила Ирина Аркадьевна.
— Мы думаем, что наш ученик ехал за рулем автомобиля по городу, а это не та семья, где есть автомобиль. Мы, учителя… — солидно дополнил ее Вячеслав Семенович.
Вряд ли капитан Досметов усмотрел связь между заявлением четы об угоне машины и приходом учителей, он просто констатировал:
— Угон?…
— Мы этого окончательно утверждать не можем…
Досметов поморщился про себя. Не нравятся ему такие люди. Много говорят, трещат, как бедана. И чтобы быстрее решить дело, он отправил их тоже к Салакаеву.
Через две минуты учителя уже сидели в его кабинете. Володя порадовался, что отправил Потанина в комнату группы захвата пить чай, а то бы он сейчас только мешал своим волнением. Капитан слушал предельно внимательно. Интуиция подсказывала, что «здесь что-то есть», и хотя ему не терпелось выехать на трассу, но он еще чего-то ждал, а главное, хотел понять, что его самого тревожит.
— Расскажите, откуда и куда вы направлялись? И вообще все подробно. В каком направлении шла машина?
Манера говорить, думая при этом, сразу понравилась Салакаеву, и пока рассказывал Вячеслав Семенович, он между делом успел подумать, что при иных обстоятельствах хорошо бы посидеть с этим человеком за чаем да поговорить. Но гораздо интереснее оказалось другое: и время, и приметы машины, и направление движения совпадали с показаниями Потанина. Салакаев поблагодарил учителей и поспешил с ними распрощаться. В комнате группы захвата прозвенел сигнал «всем на выход». По телефону-рации он передал ГАИ приметы Алика Алферова и его спутницы Зои Айшиной и поднялся из-за стола.
— Сергей Сергеевич, вы можете ехать с нами!
Через двадцать минут два вертолета ГАИ уже патрулировали над городом для опознания «москвича-412», белого цвета, госзнак С 50–85 ТН. За рулем должен быть мальчик пятнадцати лет, с ним девочка четырнадцати лет. Возможно, едет один. При обнаружении предписывалось задержать любыми средствами: в салоне может находиться грудной ребенок.
5
Света родилась в обстановке любви.
Она была поздним ребенком. Отцу идет уже пятый десяток, как там ни крути, да и маме уже тридцать с хвостиком. Многие родные и знакомые отговаривали Таню от таких поздних родов. Да и в женской консультации советовали не рисковать и освободиться от ребенка.
Дома обсуждали проблему недолго. Сергей сказал:
— Таня, они ничего не понимают. Мы же не больные. Я уверен, всё будет хорошо.
Света появилась на свет, и была вполне нормальным ребёнком. Дом их теперь стал счастливым. Все наполнилось любовью, стало теплее. Сергей боготворил жену, Таня боготворила мужа, а оба они души не чаяли в маленькой девочке по имени Светлана.
Характер девочки, всегда настроенный на радость, на улыбку, мог сложиться только при гармоничных отношениях родителей. Она не знала, что такое испуг, окрик, и не ждала от окружавшего мира зла. Она не знала даже такого жеста, как взмах рукой перед лицом, и поэтому только смеялась, когда Таня в шутку грозила ей. И несмотря на сложности ухода за грудным ребенком, особых трудностей родителям она
