дел выше головы! Вытаскивая бутылку, наткнулся на что-то продолговатое. Это еще что такое?
Вытащив коробку конфет, я мрачно на неё уставился. И что мне теперь с ними делать? Положив конфеты на стол, прикрыл их сверху листом бумаги, и достал консервы. В ящиках стола нашлись пачка галет и старая вилка. А чем открывать? Пошарив в столе и став обладателем многих бесполезных вещей, искомого не обнаружил. Самая главная ценность — граненый стакан — был бережно укутан в папиросную бумагу, но закусывал прежний директор явно не консервами. Подбодрив себя классическим выражением о крепостях, я поднялся и вышел из канцелярии. Окна были уже закрыты плотными шторами, и поэтому горел свет. Немного подумав, я направился к оружейной. По пути заметил красноармейцев, собравшихся в кружок и, подойдя ближе, услышал довольный голос Васильевича:
— Так учиться надо. Вот у нас в Гражданскую стишок такой ходил:
— Видишь, как просто, и заучить легко. Командир у вас молодец, слушает внимательно. Я вот написал, что вспомнил, вы ребятки, это заучите. Пулемёт это машина. А машина знающих любит.
— Васильевич, но ты же не писарчук, каждому бумажку написать. А по одной, много ли научишься, или как у попа в церкви, вслух читать и повторять всем.
— А между рядами сержанта с линейкой пустить, чтобы не спали — под общий хохот предложил коренастый мужик, с роскошным чубом.
— Тьфу на тебя, Замулко. — разозлился говорящий. — Я же сурьезно говорю, а тебе все хиханьки.
— Все правильно, товарищ..? — под хохот я подошел вплотную, и сейчас стоял за спинами спорящих.
Все подскочили и стали лихорадочно застегиваться. Даже Павел Васильевич встал с кровати.
— Вольно, вольно, — я махнул рукой, — Отдыхайте, товарищи. А вы, — я повернулся к рассудительному красноармейцу.
— Красноармеец Щукин, товарищ замкомбат!
— Давно видно служили, товарищ Щукин. Сейчас уже и званий таких нет. Но это неважно. — Вновь махнул я рукой, на было вытянувшегося Щукина, — Вы совершенно правы, и завтра наш старшина эти вопросом займется. А то ведь придется предложением товарища Замулко воспользоваться.
Бойцы засмеялись над немудреной шуточкой, а я, поманив Зубрицкого, отошел в сторону:
— Машина готова?
— Да, командир. Завтра отвезем Иваныча, как на перине. Я заднюю седушку снял, и тент тоже. Если дождя не будет, так мы сетку от койки закрепим, и все будет мягонько.
— Отлично. Можете сходить в санчасть, если комбат не спит, то поговорите. Заодно с начальником медицины поговорите, может еще что надо. И кстати, зайдите в канцелярию, там на столе лежат конфеты. Возьмите, отдайте их девчатам.
Я развернулся и пошел обратно, водитель устремился за мной. Но тут я так резко остановился, что он наткнулся на меня.
— Вот голова садовая, — негромко пожаловался я, — Я же искал, чем банку открыть.
— Так у меня нож есть, заграничный, — и, к моему изумлению, Васильевич достал из кармана швейцарский нож. — Возил я одного знатного товарища, из самой Москвы. Так он в машине забыл, а я сразу и не заметил. Так что ношу всегда при себе, может, случайно столкнемся.
Мы вернулись в мой кабинет, и любезно одолженным ножом я открыл банку. Сунув конфеты, я грозно запретил отвечать на вопросы об их происхождении, и закрыл за Зубрицким дверь. Все, я ужинаю.
Ага, поужинал. Не успел я вскрыть галеты, как заявился политрук, и с порога пожелал мне приятного аппетита. Проверив его творчество, я высказал похвалу, и посоветовал найти художника и вообще нам пора обзаводиться штабом.
— Займитесь этим вопросом, товарищ политрук. Посоветуйтесь с сержантом Абрамзоном, он тут всех знает. Вы, кстати, где устроились?
— В будущей ленинской комнате, есть небольшая каморка, кровать туда влезла. — Усмехнулся политрук.
— Возможно вы правы, считая что у красноармейцев к вам всегда должен быть свободный доступ. — Задумчиво ответил я. — Благодарю за своевременный выпуск «Боевого листка».
Политический руководитель ушел, и я наконец-то добрался до еды. Потом, потушив свет, открыл окно и закурил, бездумно смотря в ночь. Устал, ничего не хочется делать, и даже думать неохота. Все, ложусь спать, лучше завтра встать пораньше.
Глава 8
Утром меня осторожно потряс за плечо дежурный:
— Товарищ старший лейтенант, вы просили разбудить…
— А? Что? Сколько времени?
— Пять утра, в роте все спокойно, подъем через час.
— Хорошо, спасибо, идите.
Я вылез из-под пледа, которым укрылся уже под утро, и стал одеваться. После обязательных процедур зашел на кухню и у зевающих поваров попросил принести мне чаю. Новый день, двадцать третьего июля, начался. До подъема успел распланировать день, и когда собрал командный состав, распоряжения были готовы. Впрочем, гладко было на бумаге, да… Оказалось, что: в машине, кроме водителя, может уместиться только один человек, следовательно, Абрамзон остается в роте, комроты не хочет оставлять третий взвод, так как не уверен, что сможет одновременно охранять мосты и вести строительные работы, младшему политруку нужно в обком доставать краски и бумагу, санчасти тоже что-то надо. Я глубоко вздохнул, выдохнул и негромко протянул:
— Тихо-о-о…
Шальная муха, взревев бомбардировщиком, тут же вылетела в окно. Все проводили её взглядом и вопросительно уставились на меня:
— Так, комбата повезет старший сержант Коробочко. Заодно, Эстер Шлемовна, попросите коллег поделиться литературой. Теперь, по караулу. Товарищ младший лейтенант! Это приказ, необходимо оборудовать стрельбище, а нагружать сменившихся нельзя. Отправьте два отделения на железнодорожный мост, там, думаю, работы много не будет. Остальные — на автомобильный. Работы на острове ведите по мере возможности, но мера должна быть полновесной. Товарищ младший политрук, я понимаю, что это очень нужно, но прошу вас долго не задерживаться. Если не сможете найти транспорт на обратный путь, то тогда подождите возвращения легковушки из Калинковичей. Эстер Шлемовна, на обратном пути заверните в обком партии. Все, можете идти, но вас, Абрамзон, я попрошу остаться.
Никто не мог оценить этой классической фразы, но зампотылу занервничал.
— Присаживайтесь, Моисей Самуилович. Говорить будем, как два немолодых человека, многое повидавших.
От такого приглашения сержант совсем сник и смог только робко притулиться на краешке стула.
— Печать сделали? — для затравки поинтересовался я.
— Нет, товарищ старший лейтенант. В милиции сказали подождать до завтра…, уже до сегодня.
— Хорошо, — согласился я, — Подождем, все равно мы сейчас махновская банда, а не боевая часть.
