Тимурчика, Братка и меня на студию вез Джек Пински.
Боба сегодня с нами не было. Он вместе с Питом Морено и еще парочкой ребят из «убойного отдела» полис департмент не очень торжественно, но достаточно внимательно провожали в аэропорту Большого Лос-Анджелеса на Родину гражданина Российской Федерации Валерия Ивановича Еременко!
Правда, оказалось, что в российском паспорте, предъявленном Валерием Ивановичем, его звали чуточку иначе: «Воробьев Сергей». Так же было записано и в многократной въездной американской визе. Да и в роскошном кожаном удостоверении, которое Валерий Иванович пытался предъявить полиции, тоже значилось, что «Воробьев Сергей Петрович – заместитель генерального директора совместного российско- американского предприятия». А фотографии – и в паспорте, и в американской визе, и в удостоверении – были Валерия Ивановича Еременко! Вот такая легкая нестыковочка…
Накануне Пит Морено по своим служебным каналам связался с погранично-таможенными отделами международного сектора аэропорта, с представителями российского «Аэрофлота», и выписали второй билет мистеру Воробьеву Сергею за счет русского отдела Интерпола: рейс номер такой-то, «Лос-Анджелес – Москва». А не «Лос-Анджелес – Вена», как было написано в билете у Валерия Ивановича.
Как потом рассказывал Боб, таможенный досмотр был проведен мгновенно, так как улетающий располагал всего одной сумкой на ремне, с рядовыми вещичками. А вот как только он стал настаивать на том, что он со дня своего рождения – Воробьев Сергей и такое буквосочетание, как Еременко Валерий Иванович, он слышит впервые, так Пит ему сразу же подарил на память копию письма русского Министерства внутренних дел с его большой фотографией, сделанной полицией США и удостоверенной печатями милицией России. Причем печати по всем четырем углам фотографии заходили и на изображение мистера Еременко, и на письмо МВД, где хоть и суховато, но достаточно подробно было написано почти все о Валерии Ивановиче…
Затем пограничная служба аннулировала въездную визу в паспорте «Сергея Воробьева» и внесла в свой компьютер фотографию «Воробьева-Еременко» для того, чтобы тому никогда больше не вздумалось посетить Соединенные Штаты Америки.
Во всех этих заморочках, как потом рассказывали Пит и Боб, этот парень был абсолютно спокоен и выдержан, что лишний раз доказывало его хорошую профессиональную подготовку.
Когда же Пит преподнес ему копию письма МВД, тот внимательно прочитал каждую строчку и даже рассмеялся.
– Молодца!.. Ни орден, ни медаль не забыли, – сказал он на вполне приличном английском. – Моя милиция меня бережет! И вам – большое русское спасибо, ребята!
– За что?! – удивился Пит.
– Хоть половину бабок, но я ведь получу за свой нелегкий и опасный труд.
– А почему не целиком? – невинно спросил его Боб.
– Да потому, думаю я, что вы нам наверняка фуфло задвинули, а не оригинал. Но мне и половины на первое время хватит. Тем более меня брать не за что… А вы меня этим исламским козлам не заложите. Вам самим нужно затихариться и посмотреть – к чьим лапкам прилипнет тот компакт-диск, который вы нам так ловко втюхали… Так?
– Знаешь, «Воробьев-Еременко-Сергей-Валерий», если бы ты не был такой сволочью, я бы охотно потрепался с тобой за кружкой пива… – честно признался Пит.
– У нас еще много времени до отлета, – спокойно ответил тот, которого мы всю книжку называли «Русский». – Я угощаю!
– Ты, наверное, плохо меня расслышал, – уже недобро ухмыльнулся Пит. – Я сказал: «ЕСЛИ БЫ ТЫ НЕ БЫЛ ТАКОЙ СВОЛОЧЬЮ!..»
Они проводили Русского до самого кресла в самолете «Аэрофлота» и усадили его между двумя здоровенными русскими мужиками, один из которых тут же пристегнул Воробьева-Еременко к своей толщенной лапе наручником. Это были представители российского отдела Интерпола, специально прилетевшие за Сергеем-Валерием в Лос-Анджелес сегодня ночью.
– Знаете, что вас роднит и объединяет с русской милицией? – спросил на прощание «Воробьев- Еременко» у Пита и Боба.
– Что же? – поинтересовался вежливый Боб.
– То, что и у вас, и у них на меня нет – ни черта…
Браток у нас захандрил.
Не матюгается, по «фене не ботает» – в смысле: по-блатному не разговаривает. С дурацкими вопросами не лезет. Почти ни хрена не жрет, только воду пьет. Все больше лежит в садике и вздыхает.
Я-то знаю – отчего это с ним, но помалкиваю.
Он молчит, и я молчу. Он – не говорит, я – не спрашиваю.
Это мы еще с Ленинграда так с Шурой Плоткиным приучены. Не лезь другому в душу. Позовут – выслушай, постарайся помочь. Не позовут – делай вид, что ничего не происходит. Так всем легче.
А ночи три тому назад произошло вот что.
Браток у нас обычно спит в саду, на той самой ветке, с которой когда-то прыгал на Казахского Немца…
Я же дрыхну, как известно, в гостиной – на своем диванчике. И вот как-то в середине ночи – приспичило!
Встаю, глаз не открыть, лапы со сна не держат, иду-бреду к оконной щели, через которую собираюсь вылезти в сад пописать. Мне Тимур всегда эту щель оставляет…
Собрал все свои сонные силы, вспрыгнул на подоконник, как куль с дерьмом, только хотел было в эту щель просунуться, слышу – в саду возня какая-то!
