Солнце уже почти зашло за горы. Лишь снежные вершины Алатау еще были окрашены оранжево- кровавым светом...
У крыльца батальонной санчасти стоял «виллис» Вишневецкого.
Сам полковник, как был на совещании в Народном Комиссариате в строгом костюме, так и здесь, в горах, стоял вместе с женой Машей у своего автомобиля. Только рубашка была расстегнута и галстук приспущен. Ехал наверх, в свою школу, а по дороге — к жене заглянул...
Попытался было сесть за руль, но Маша остановила его:
— Не уезжай, Антоша. Мне бы с тобой еще поговорить нужно...
Вишневецкий нервно курил, часто затягивался:
— Не могу, Машуня... Настали мои судные денечки. Не знаю, простит ли меня судьба за то, что я теперь должен буду сделать?..
Маша все поняла, Спросила испуганно:
— Что?.. Уже?
— Да. Начинаю готовить первую группу к отправке.
— Боже мой... — простонала Маша. — И ты думаешь...
— Я не хочу ни о чем думать! — Вишневецкий зло затоптал окурок. — Я их даже пожалеть не имею права! Просто пожалеть... — Поцеловал Машу, сказал тихо и горестно: — Только ты у меня...
— Не только, — с трудом проговорила Маша.
— Пашка — не в счет. Пашка всегда рядом.
— Я не о Паше... — усмехнулась капитан Вишневецкая. — Беременна я, Тоша...
Полковник растерянно посмотрел ей в глаза, притянул к себе, нежно обнял, прошептал ей на ухо:
— Милая моя... Родная... Солнышко мое единственное!.. Господи! Да кто же все так сбалансировал на этом проклятом белом свете?..
В штабе трое — Вишневецкий, дядя Паша и Котька-художник.
— Сообрази себе группу из семи пацанов. Ты их лучше знаешь, чем мы, — говорит Вишневецкий Котьке-художнику.
— М-гу. — Костя кивает головой.
— И прикинь, что тебе может еще пригодиться кроме штатной комплектации. Исходя из характера задания, — говорит дядя Паша.
— М-гу. Как летим?
— На нашем ЛИ-2 до Ташкента, там посадка, дозаправка. И в Мары. Там вас будет ждать дальний бомбардировщик ПЕ-8 из хозяйства Голованова.
Котька-художник посмотрел прямо в глаза Вишневецкому:
— Если эта база — такая сильная заслонка для нашей АДД, почему вы думаете, что нас не собьют еще на подходе к ней?
— Как только пересечете линию фронта, на вашей машине начнет пульсировать специальный прибор — «Я — свой!». Код меняется каждые тридцать шесть часов. Когда будете вылетать, ваш самолет получит последнюю немецкую кодировку и под ее защитой выведет вас на цель...
— А откуда этот позывной придет? — спросил Костя.
— Ну, есть же у нас ТАМ СВОИ люди...
— А у нас ИХ ЛЮДЕЙ нету, Антон Вячеславович? Чтобы предупредить тех — дескать, к вам гости, встречайте! А там... Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, — усмехнулся Костя.
— Вернешься, я тебя познакомлю с одним контрразведчиком, ты его и спросишь — есть у нас ИХ люди или нету...
— Да не вернемся мы, — строго сказал Костя.
— Это почему же? — фальшиво удивился дядя Паша.
Костя показал пальцем в потолок:
— Далеко топать оттуда. Ну, я пойду?
— Иди, отсыпайся.
И Костя Чернов вышел из штабного домика.
Несколько секунд Павел Петрович и Вишневецкий смотрели друг на друга. Затем Павел Петрович достал из кармана бутылку водки, взял с полки два стакана и стал зубами отдирать картонную пробку.
Вишневецкий потер руками лицо, зло процедил сквозь зубы:
— Да наливай ты быстрее, Пашка! Не тяни!..
Летит навстречу солнцу ЛИ-2...
...Восемь пацанов в «детдомовской» одежде сидят внутри самолета на железных бортовых откидных скамейках.
По всему фюзеляжу — от кабины пилотов до хвоста — между скамейками уложены туго набитые парашютные сумки. Видно, что в сумках не только парашюты...
...Потом ЛИ-2 сел и зарулил в конец аэродрома...
...где его ожидало кольцо автоматчиков, пропустивших к самолету только бензозаправщик, смонтированный на грузовике ЗИС-5.
— Ташкент, — сказал Котька.
Самолет моментально прокалился под солнцем. Взмокшие мальчишки стали стягивать с себя одежду.
Из кабины выглянул командир экипажа. Увидел мокрые, растатуированные жилистые мальчишечьи тела, удивленно присвистнул.
— Начальник! Двери-то хоть открой — задохнемся же!.. — крикнул один пацан.
— Не положено, — ответил командир. — Сейчас взлетим.
— Ну баран!.. — сказал другой пацан. — Дышать же, бля, нечем!
— Ты как со старшими разговариваешь? — возмутился летчик.
— Какой ты мне «старший»?! Вали отсюда, крути баранку!..
— Принц! Бабай! Заткните пасти, сучий потрох!!! — приказал Костя Чернов и поднял глаза на летчика: — Извини, командир, действительно жарковато...
В прокаленной темноте угадывается силуэт огромного стратегического четырехмоторного бомбардировщика ПЕ-8.
Вокруг самолета возятся техники. Несколько старших офицеров соединения стоят в напряженном ожидании, смотрят, как садится ЛИ-2 и заруливает на стоянку неподалеку от бомбардировщика.
Небольшой автобусик мгновенно подкатывает к открывающейся двери ЛИ-2, и в полутьме видно, как солдаты батальона аэродромного обслуживания перегружают тяжеленные парашютные сумки из ЛИ-2 в автобус. А затем туда же перебираются восемь фигурок, почти неразличимых в темноте...
Автобус подкатывает к бомбардировщику.
Двери его открываются, и на землю начинают спрыгивать взмокшие от удушающей туркменской жары восемь пацанов...
Кто в одной майке и сиротских брюках, кто — голый по пояс, кто-то в одних трусах. Почти у всех тела пестрят наколками...
Видно, что старшие офицеры АДД ожидали кого угодно, только не такую команду! Они ошарашенно переглядываются, пока Костя Чернов без малейшего признака вежливости спрашивает у потрясенного подполковника:
— Куда?
Тот молча показывает на открытый нижний «кинжальный» люк.
— Пошел! — командует Костя своим. — Тяпа, останься. Считай сумки!
По короткой лестнице пацаны поднимаются сквозь люк во чрево стратегического бомбардировщика дальнего действия.
