Она, наверное, никогда бы не приняла предложения Толика, но его отказ, даже по такой уважительной причине, понятной любой женщине, вполне мог ее расстроить.
Тетя вышла из комнаты.
– Компьютер купила, – тоскливо протянул Дамир и показал на свой столик в углу большой комнаты.
– Тебе нравится? – сразу же спросил Толик.
Дамир промолчал.
– Понимаешь, если бы я не обещал… если бы раньше… А теперь Галя ждет… – виновато проговорил Толик.
– Я понимаю, – кивнул Дамир.
Толик включил приемник, чтобы не молчать. Приемник затрещал, заговорил, запел…
Вошла Тетя, принесла на красивом подносе чай, чашки, ложки, блюдца. Еду какую-то.
Она даже что-то там успела переодеть. Самое пустяковое – даже не понять что, и от этого, и от своего ироничного отношения к собственному женскому поражению, – повеселела и стала еще красивее.
– Вот, – приговаривала она. – Вот чай, вот сахар, варенье, сыр… Вы едите рокфор?
Толик убрал немного музыку – чтобы не заглушать Тетю.
– Пусть, пусть будет, – быстро сказала Тетя. – Я очень люблю музыку. И хочу, чтобы Дамир любил. Я даже когда-то сама пела… В детстве.
Теперь говорила она одна. Толик и Дамир молча приблизились к чаю.
– Голос у меня был хороший, громкий. Но со слухом – неважнец, – рассмеялась Тетя.
Она рассмеялась так, будто приглашала Дамира и Толика посмеяться вместе с нею.
Дамир прибавил звук в приемнике, и музыка заиграла еще громче. И скорее всего, кроме Толика и Дамира, из-за этой музыки никто не смог бы расслышать Тетю…
Все уже пили чай, а она все говорила и говорила, словно разговором могла что-нибудь изменить, исправить, соединить всех, кому надобно соединиться…
Наверное, она хотела совершить чудо справедливости – как она его понимала…
…Толик с шумом вздохнул и решительно поднялся из-за стола:
– Ну, спасибо вам, я пойду!
Когда-то надо же было уйти? Так лучше сразу!.. Дамир сидел, глядя в блюдце, а Тетя удивилась и огорчилась:
– Ну куда же вы пойдете, Толик? Вы же нам все-таки не чужой… Я вам постелю на кухне. У нас есть прекрасная немецкая раскладушка, матрац, одеяло, белье чистое…
И замолчала, поняв, что все это уже напрасно, все это уже лишнее…
Тогда заговорил Толик. Заговорил горячо, отвечая на то, о чем она, как ему показалось, должна была думать, не говоря прямыми словами.
– Понимаете, только вчера с человеком разговаривал. Если бы раньше… Такое дело! Теперь уже нельзя. То есть с кем-нибудь можно, но тут – нельзя!
– Конечно-конечно, – тут же согласно закивала головой Тетя.
Она просто кинулась в согласие, изобразила его голосом, и телом, и движением, потому что ей на секунду показалось, что если бы Толик послушался Дамира, она, Тетя, может быть и…
Она рванулась к туалетному столику, схватила какой-то флакончик и стала совать его в руки Толика.
– Вы ей духи передайте! Это очень хорошие, французские…
– Что вы, не надо, – помотал головой Толик.
Но духи взял и сунул в карман. Постеснялся не взять.
– Большое спасибо, – сказал он Тете.
Потом он пошел прощаться к Дамиру.
Дамир сидел, упершись глазами в блюдце, и даже не пошевелился, когда Толик с неловкостью поцеловал его в макушку.
Потом Толик ушел…
Он шел по двору, когда услышал, что его зовут из форточки третьего этажа.
– Толик! Толик! – кричала Тетя и делала знаки руками – вернуться.
Рядом с ней, в нижнем стекле окна, чернела голова Дамира.
– Передумала! Отдает… – тихо, самому себе вслух выдохнул это невероятное Толик.
Одним духом он вознесся по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки!
– Вы – забыли приемник, – сказала ласково Тетя, стоя в распахнутой двери. – Вот…
Она протягивала приемник, а под ее рукой, привалившись спиной к ее животу, молча стоял Дамир.
