– Я тоже искренне полюбил вас, Адам. Но в Австрии меня ничто не удерживает. Я ведь даже не австриец Отто Франц фон и так далее. Я чех. Антонин Франтишек.
– Господин Герстнер! По тому, как вы быстро усвоили русский язык, я это понял еще полгода назад. Тем более что я тоже не очень-то Адам Ципровски. Уж если говорить честно, то я скорее Арон Циперович. Но вы же понимаете, в какое время и в какой стране мы живем… – Циперович посмотрел на часы: – Идемте, мне скоро открывать заведение. И вам пора уже ехать, безумный вы человек…
Хромая, Циперович повел Герстнера к выходу. У фиакра сказал:
– Учтите, Антонин, там вам будет очень нелегко. Россия – страна бесконечных и бесполезных формальностей.
– Не пугайте меня, Арон. Эта поездка должна стать делом всей моей оставшейся жизни. Прощайте!
– Да поможет вам Бог, – печально проговорил Арон.
Как только запыленный фиакр Герстнера пересек русскую границу, он тут же некрасиво и неловко заскакал по выбоинам и ухабам. Изящная конструкция экипажа угрожающе трещала при каждом подскоке, и когда потрясенные австрийские лошади встали, произошло маленькое чудо: что-то в фиакре лопнуло с томительным стоном, и он, уже стоявший без движения, развалился на мельчайшие части, погребая под своими обломками Герстнера, его багаж и берейтора со щегольским шамберьером!
А из слухового чердачного окна постоялого двора за всем этим наблюдал в подзорную трубу тайный агент Третьего жандармского отделения Тихон Зайцев…
В Петербурге, на Крестовском острове, в загородной резиденции князя Меншикова шло экстренное совещание.
– Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, – сказал светлейший князь Ментиков собравшимся у него в кабинете князю Воронцову-Дашкову и графам Бутурлину, Татищеву и Потоцкому. – Один из наших компаньонов, тайно сотрудничающий с Третьим отделением…
Тут светлейший углядел, как Воронцов-Дашков поморщился.
– Не извольте морщиться, князюшка! И почитайте за благо, что мы сегодня имеем информацию, которая завтра бы могла свалиться нам как снег на голову!.. Так вот, граф Бенкендорф получил шифровку из Вены: к нам едет австрийский инженер Отто Франц фон Герстнер. Он же чех Антонин Франтишек. Без всякого «фон», фамилия та же. Он намерен представить государю проект устройства в России железных дорог и передвижения по оным при помощи паровых машин.
– Кошмар! – Все, кроме Потоцкого, были потрясены сообщением.
– Александр Христофорович, правда, распорядился установить за ним неусыпное наблюдение, но, как вы понимаете, из соображений чисто политических. Мы же со своей стороны…
– А нам-то что? – беззаботно удивился Потоцкий.
– Нам?! – возмутился Ментиков. – Да наше с вами акционерное общество почтовых колясок и дилижансов имеет от извозного промысла более ста миллионов рублей в год! И железные дороги Герстнера попросту лишат нас этого дохода! Это вы можете понять, граф?!
– Если разорятся владельцы постоялых дворов – с кого вы будете получать отчисления? – спросил Бутурлин.
– Боже мой… Погибнут мои конные заводы!.. Овес и сено катастрофически упадут в цене… – вздохнул Воронцов-Дашков.
Да что там овес! Вылетят в трубу все придорожные питейные заведения! Трезвость станет нормой жизни, и мы только на этом потеряем миллионов пятьдесят!.,– ужаснулся Татищев. – А его величество так падок до всяких новшеств!
– Австрийца нельзя допускать до государя ни в коем случае! – вскричал Татищев.
– Правильно! – сказал светлейший. – Мы должны купить Герстнера. Купить и отправить его с полдороги обратно в Австрию с деньгами, ради которых он наверняка и прибыл в Россию! Это единственный способ сохранить доходы нашего акционерного общества. Так что придется раскошеливаться, господа!
– Я готов. – Потоцкий выложил на стол банкнот.
– Что это? – брезгливо спросил светлейший.
– Сто рублей!
– Щедрость графа не уступает его уму, – заметил Татищев.
– Сто тысяч надо собрать!!! – заорал Меншиков на Потоцкого. – И эти деньги Герстнеру повезете вы, граф! Сегодня же! Сейчас же!.. Вы помчитесь ему навстречу, вручите ему деньги и объявите наши условия! И проследите за его возвращением!..
Застряла пролетка Герстнера в непролазной грязи. Да не одна, десятка полтора – и телеги с грузами, и коляски, и дилижансы… Крики, ругань, ржание лошадей! Где мужик? Где барин?..
По колено в грязи, Герстнеру помогает толкать пролетку молодой человек очень даже приятной наружности.
– Эй, как тебя?! Погоняй, сукин кот! Заснул? – кричит он кучеру и командует Герстнеру: – Поднавались!.. Не имею чести…
– Отто Франц Герстнер. Инженер… – задыхается Герстнер.
Молодой человек, по уши в грязи, хрипит от натуги:
– Отставной корнет Кирюхин Родион Иванович.
– Очень приятно… – любезно сипит грязный Герстнер.
Упрямо ползет пролетка по раскисшей колее. А внутри с босыми ногами сидят Герстнер и Родион
