претендента одеревенело все тело ниже пояса, он почти полностью утратил мужскую силу, и его перестали принимать даже в публичных домах: слишком уж долго приходилось растирать его, прежде чем он становился на что-нибудь способен. Вот так Берита спасла свою благоуханную девственность и тем самым почтила память о любимом брате, повидать которого ей больше не довелось. В ее царствование городом правили провансальские флейтисты, ибо только они могли развеять грусть принцессы. В дни карнавала в бассейн при источнике семь раз бросали куклу, образ предателя, и незамужние женщины взирали на это зрелище с восторгом. Однако почитатели источника как первопричины возникновения города, считавшие бассейн святилищем, в конце концов добились отмены этого представления. И до XVIII века в городе не было слышно звуков флейты — такую дурную память оставило правление флейтистов, любимчиков принцессы Бериты.
От площади у источника расходятся в разные стороны узкие улочки, по обе стороны которых тянутся старые дома и сады, обнесенные невысокими белеными каменными стенами. В садах пышно цветут камелии, на отрогах гор за городскими стенами тянутся вверх кипарисы. Городское кладбище расположено между собором и северной горной грядой. Там тоже растут кипарисы, есть и два маленьких родника.
Дом Паулоса стоит на небольшой площади, он двухэтажный, с длинными балконами и огромной четырехугольной дымовой трубой, украшенной по углам каменными изваяниями псов. Много лет дом пустовал, пока Паулос не купил его у бывшей служанки синьора Макарони, которая жить в доме не осмеливалась и спала в сарае, где прежде хранились цапки, серпы, садовые ножницы, опрыскиватель и две ручные лестницы. Гвидобальдо Макарони был итальянским магом и чревовещателем, приехал в город, прослышав о чудесном источнике. Синьор Гвидобальдо одевался со вкусом; выходя на прогулку, поигрывал тростью со стеклянным набалдашником. Был он маленького роста и деликатного сложения, элегантно расшаркивался со всеми знакомыми, но дружбы не завел ни с кем. Иногда приходил на площадь у источника в сопровождении чернокожего слуги, стучал железным наконечником трости о каменные плиты мостовой, и вокруг него собиралась толпа. Он приподнимал цилиндр с двумя пряжками, приветствуя публику, потом касался набалдашником трости головы своего слуги, свистел — и изо рта негра вылетали два белых голубя. Тогда он протягивал трость голубям, чтоб они на нее сели, снимал их левой рукой и запихивал в карман. Раскланивался перед публикой и уходил, негр следовал за ним. Когда Макарони умер, негра нашли на столе со вскрытой грудной клеткой — это была механическая кукла на пружинах. После смерти фокусник вырос не меньше чем на две пяди. Умер он в ванне, откуда его извлекли, чтобы обрядить, но все его сюртуки парижского покроя — бордовые, темно-коричневые, цвета морской волны — оказались ему малы. Пришлось завернуть тело в саван. Его голуби так и норовили залезть к нему в гроб, пришлось запереть их в клетку. Они не принимали ни пищи, ни воды и через несколько дней околели. Когда выносили тело, в доме послышался грохот, а из трубы повалил густой красноватый дым и шел два часа подряд, хотя печь в доме не топилась. Пока комиссар по делам иностранцев производил опись имущества, по лестнице, громко топая, поднимались и спускались какие-то невидимки. Макарони завещал дом служанке, уроженке Лиона, которую нанял как прачку, но в конце концов она стала оказывать ему и все прочие услуги. Фелиса — так ее звали — получила в наследство также пса по кличке Тристан. Пес этот был не простой: он сидел под яблоней, посаженной Макарони, которая ежегодно давала одно только яблоко, а созревало оно двадцать первого сентября. Пес сидел под яблоней и дожидался, когда яблоко упадет, подхватывал его на лету и нес хозяину, тот его сразу съедал. Макарони приглашал в свой сад жителей города посмотреть, как все это происходит. Зрителям приходилось порой дожидаться целый час, но игра стоила свеч. Макарони съедал мякоть и показывал публике огрызок.
— Giovinezza, primavera di bellezza[7]! — напевал он при этом.
Сердцевиной яблока он натирал себе щеки — и тотчас разглаживались все морщины, образовавшиеся за год. Доставшись Фелисе, пес продолжал службу, и по городу пошли слухи, что бывшая служанка откусывает от яблока лишь небольшой кусочек, и то ей хватает, чтобы продлить свою жизнь, а остальное продает некоей богатой старухе и девке по прозвищу Кукла из заведения Калабрийки, бывшей кондитерше, — и та, и другая не стареют. Тристан ловил яблоко на лету, даже когда ослеп от старости.
Вскоре после того как Паулос купил дом, не побоявшись поселиться в нем, в один и тот же день и час умерли Фелиса и Тристан. В тот год яблоко не созрело: бурое пятно гнили захватило его целиком. Вместо яблока Паулос повесил на ветку дозревающий апельсин.
«Надо помочь природе, чтобы жизнь продолжалась», — сказал он себе.
Предки Паулоса жили в городе с незапамятных времен, и у него было здесь немало родственников. Он любил летним вечером сидеть на городской стене в том месте, которое называют Батареей. За его спиной торчали колокольни церквей, виднелись черепичные крыши, разделенные зеленью садов, где росли на клумбах ноготки и валериана, а на задах тянулись огороды; он слышал невнятный говор, доносившийся с площади у источника и прилегающих к ней улиц, стук плотницких топоров и удары молотов о наковальни. Где-то ржали лошади. А перед ним простиралось поле, блестела излучина реки выше моста, на том берегу чередовались кукурузные и картофельные поля, на склонах холмов зеленели виноградники, за ними шли дубовые, каштановые и буковые рощи, а еще выше — лысые склоны увенчанных снежными шапками гор. Глядя вдаль, Паулос думал о том, что за горами лежат другие страны, моря, острова и дороги, которые в вечерней тишине как будто рассказывают запыленными устами о тех краях, куда они ведут.
II
Паулос лишился матери в младенческом возрасте. Помнил лишь ее взгляд и ласковую улыбку — он вдыхал их вместе с воздухом, пока не засыпал.
Отец его умер года через два после смерти матери, но его Паулос не помнил совсем.
— Как же так? — спрашивал его опекун Фахильдо. — Отца не помнишь? Не помнишь черноусого мужчину с двухстволкой и его собаку, пойнтера по кличке Мистраль? Куда же ты смотрел?
Собаку-то он помнил, она осталась в доме и вместе с ним перебралась в хижину отшельника Фахильдо, двоюродного брата его отца, взявшего на себя заботы о мальчике. Куда он смотрел? Если бы он ответил, что на звезды, это было бы неправдой, хотя, когда ему было два-три года, он часто слезал с кроватки, забирался на стул у окна и целый час, а то и два смотрел на звезды. Но тогда он видел их не так хорошо, как теперь, летними вечерами, сидя с опекуном на пороге хижины. Через каждые три часа Фахильдо читал молитву, у него был швейцарский будильник, который звонил в положенный час. Между молитвами он спал, глядел на воду, журчавшую в оросительной канавке, или собирал лекарственные травы. Держал двух коз, их молока хватало обоим, а раз в неделю дядя и племянник спускались в город; заходили в таверну у моста, где Фахильдо выпивал два стакана вина, а Паулос — полстакана, и то разведенного водой. Хозяин таверны упрекал Фахильдо:
— Так он никогда не научится разбираться в винах! Дай ты ему причаститься по-людски! Пусть выпьет хотя бы четверть стакана, но неразбавленного.
Хозяин таверны, невысокий ростом, толстопузый, краснолицый и курносый, носил широченный пояс, захватывающий половину груди; когда нечего было делать, засовывал за него руки. Отшельник Фахильдо продавал хозяину таверны лекарственные травы, тот рассчитывался хлебом, сыром, оливками, медом, орехами, каштанами. Порой Фахильдо приплачивал. А иной раз хозяин вручал отшельнику несколько монет, которые возвращались к нему на следующей неделе. Деньги эти зарабатывались, можно сказать, совместно: Маркос, хозяин таверны, предупреждал о дне и часе прихода Фахильдо беременных женщин, и те дожидались отшельника во дворе у колодца. Фахильдо прикладывал ухо к животу пациентки. Потом улыбался и, потрепав будущую мать по щеке, объявлял:
— Мальчик.
Приходили и бездетные. Фахильдо просил очередную пациентку высунуть язык, щупал живот, велел пройтись перед ним, нюхал запах из ушей.
— Осенью у тебя родится ребенок!
— Мальчик или девочка?
— Это я тебе скажу в другой раз.
Однажды утром во двор пришла крестьянка, ведя за руку белокурую девочку в нарядном
