– Если Макс мертв, – сказала она, – мне снова понадобится твоя помощь. Мне будет нужно, чтобы ты вел меня по видениям.
Он рассмеялся.
– Дорогая, я не такой наивный.
– Ты думаешь, я сдам тебя полиции? Я не сделала это за двадцать четыре года. Зачем мне делать это сейчас?
– Тогда ты не знала. А сейчас знаешь.
Он положил руку ей на грудь.
– Моя маленькая сестренка.
– Не надо.
Держа фонарик в левой руке, а револьвер в правой, Руди Холтсман вместе с шефом шел в сторону павильона Кимбалла.
Внезапно Патмор остановился.
– В чем дело? – нервно спросил Холтсман.
– Там человек, впереди.
Холтсман направил вперед фонарик.
К ним приближался мужчина, он был уже не более чем в пятидесяти футах.
– Это Берген, – сказал Патмор.
Берген шел, качаясь, как пьяный.
– У него пистолет! – крикнул Патмор.
Вспомнив изуродованное тело Эрики Ларссон, вспомнив разбрызганную по всей ее комнате кровь, вспомнив Лоу Пастернака на стоянке машин, Холтсман поднял свой пистолет и выстрелил.
Макс Берген упал назад.
Алан прижал ее и опустил левую руку ей на горло.
Она сказал себе, что должна сопротивляться, бороться с ним. Она сильная, а вовсе не слабая. Слабая личность нашла бы выход в безумии двадцать четыре года назад. А она была сильная, развила в себе парапсихические способности как способ выжить. Она должна быть в состоянии найти силы и желание бороться с ним сейчас.
Он приложил лезвие ножа к ее щеке, острием чуть ниже глаза.
– Интересно, – сказал он, – если бы ты была слепой, ты бы все равно видела свои видения?
Она укусила его. Резко, сильно. В порыве гнева, более сильного, чем все испытанные ею до сих пор эмоции, ее страх улетучился. Ненависть, скрываемая двадцать четыре года, вдруг вырвалась наружу, как бомба, скрытая в ее подсознании. Она презирала его. Она испытывала к нему отвращение. Для него не было места в жизни. Никогда не было. И никогда не будет. Все, чего она желала, – это причинить ему такую же боль, какую он причинял ей когда-то. Она даже не хотела думать о том, останется она в живых или нет. Она хотела только свалить его, связать его, пытать его, причинять ему боль, резать его, бить, видеть плачущим. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы летучие мыши набросились на него. Швырять их ему в лицо, заставить их царапаться и кусаться, засунуть их ему в рот, пока они пищат, все еще живые...
Две дюжины летучих мышей вдруг закричали в темноте над головами: пронзительный хор тонких голосов.
Перепуганный Алан посмотрел вверх.
Одна из летучих мышей метнулась вниз и вцепилась когтями в воротник пальто Алана. Она дико билась у него на шее.
Она не могла поверить, что это сделала она.
Алан отпустил Мэри и, протянув руку назад, схватил летучую мышь. Он боролся с ней и наконец задушил ее и отбросил в сторону.
Его рука была вся в крови.
Последние несколько дней, когда у нее были видения, в которых лицо убийцы начинало появляться как лицо Алана, она пряталась от правды за полтергейсты. Ответственность за стеклянных собак, летавших по кабинету доктора Каувела, лежала на ней – а также за стрелявший в воздухе пистолет, за морских чаек в ресторане «Смеющийся дельфин», за летавшие неодушевленные предметы и за то, что случилось в ванной комнате Лоу. Макс был прав.
Теперь она использует летучих мышей.
Еще одна летучая мышь спустилась вниз и прилепилась к лицу Алана.
Он вскрикнул. Оторвал ее. Выронил нож.
Кровь с его лба потекла на глаза.
Отвратительно попискивая, хлопая по воздуху своими крыльями, еще три летучие мыши атаковали его. Одна вцепилась ему в волосы. Две другие – в горло.
– Убейте его, – сказала она.
Колотя изо всех сил самого себя, Алан повернулся к ней спиной. Он бросился через смотровую площадку к лестнице.
