человек по своему желанию мог принимать любой вид. Но он знал, что это не галлюцинация, что юнец тут, так как нутром почуял что-то странное, исходящее от него, ту
– Вам удобно, мистер Редлоу?
За последние три месяца, пока рыскал в поисках следов этого подонка, Редлоу много размышлял о нем, пытаясь понять, чем он дышит, чего добивается, что его занимает. Показывая бесчисленное количество раз его фотографии разным людям и сам часами разглядывая их, он всегда пытался представить себе голос, которым мог бы обладать этот парень с таким красивым и одновременно таким отталкивающим лицом. Голос, однако, оказался совершенно не таким, каким представлял его себе сыщик, и был вовсе не похож ни на холодный, плоский голос робота, ни на рычание разъяренного зверя. В нем скорее чувствовалась какая- то успокаивающая, медоточивая слащавость, ласкающая слух, и даже своеобразная благозвучность.
– Мистер Редлоу, сэр, вы меня слышите?
Более всего Редлоу был обескуражен вежливой учтивостью обращенного к нему вопроса.
– Вынужден принести вам свои глубокие извинения, сэр, что пришлось так грубо обойтись с вами, но, как вы сами понимаете, иного выбора у меня не было.
Было очевидно, что юнец не язвил и не измывался над ним. С детства он был приучен с уважением и предупредительностью общаться со взрослыми и от этой привычки не желал или не мог избавиться даже в обстоятельствах, подобных данному. Детектива вдруг охватил безотчетный суеверный ужас первобытного человека, находящегося в присутствии существа, способного принимать человеческий образ, но ничего общего с людьми не имеющего.
Едва ворочая распухшими губами, отчего слова звучали не совсем внятно, Редлоу спросил:
– Ты кто и какого рожна ко мне прицепился?
– Вы прекрасно знаете, кто я.
– Ни хрена я не знаю. Я даже лица твоего толком не вижу. Да еще гляди, вон какой фонарище ты мне подсадил. Да что ты крутишься тут в темноте? Ты что, мышь летучая, что ли? Включи свет.
По-прежнему в виде неясно чернеющего контура юнец еще ближе придвинулся к стулу. Теперь их разделяли всего несколько футов.
– Вас наняли, чтобы вы отыскали меня.
– Меня наняли, чтобы найти парня по имени Керкбейби. Леонард Керкбейби. Жена подозревает его в супружеской измене. И она права. Каждый четверг он приводит в 'Голубые небеса' свою секретаршу.
– Видите ли, сэр, мне трудно в это поверить. 'Голубые небеса' – это притон для низкопробных мужчин и дешевых женщин, но не место для деловых людей и их секретарш.
– А может быть, он получает удовольствие от того, что обращается с ней, как с дешевкой. Кто знает? В любом случае ты не Керкбейби. Я знаю его голос. Он совершенно не похож на твой. К тому же он не так молод, как ты. И главное, он размазня. И вряд ли смог бы так отделать меня, как это удалось тебе.
Некоторое время юнец молчал, словно размышляя. И смотрел на Редлоу. Потом начал взад и вперед ходить по комнате. В абсолютной темноте. Не сбавляя скорости, не налетая на мебель, ни разу не наткнувшись на стену. Как потревоженная дикая кошка, с той лишь разницей, что у этой глаза не горели в темноте.
Наконец он сказал:
– Значит, вы утверждаете, сэр, что вышла большая ошибка?
Редлоу сообразил, что его единственный шанс остаться в живых – это убедить парня в наспех придуманной лжи: что у некоего Керкбейби имеется прилипала-секретарша, а озверевшая от ревности жена желает получить доказательство измены, чтобы подать на развод. Он, правда, не знал, каким манером лучше всего преподнести всю эту ерунду. Обычно Редлоу каким-то шестым чувством безошибочно угадывал именно тот тон, с помощью которого ему удавалось заставить большинство людей, с которыми он общался, принять за чистейшую монету даже самую невероятную лапшу, которую он вешал им на уши. Но сейчас все было по-иному. Этот юнец напрочь отличался от других людей, его реакции и мысли были совершенно непредсказуемы.
Редлоу решил сыграть под крутого парня, которому море по колено.
– Слушай, подонок, если бы я знал, кто ты, или хотя бы видел твою физиономию, то, когда все это кончится, я бы поймал тебя и так врезал промеж ушей, что ты навсегда запомнил бы нашу встречу.
Некоторое время юнец молчал, видимо, обдумывая сказанное. Затем сказал:
– Хорошо. Я вам верю.
У Редлоу отлегло от сердца, и он расслабился, но тотчас вынужден был вновь напрячь мышцы, так как стоило ему немного провиснуть на веревках, как дали о себе знать все его многочисленные болячки.
– Плохо, что вы совершенно не подходите для моей коллекции, – сокрушенно сказал юнец.
– Какой коллекции?
– Нет в вас эдакой жизненной изюминки.
– Что ты мелешь? – озадаченно спросил Редлоу.
– Все в вас давным-давно выгорело.
Разговор принимал неожиданный оборот, и так как Редлоу не понимал, о чем идет речь, то вновь почувствовал себя неуютно.
– Простите, сэр, не желая вас обидеть, все же замечу, что вы слишком стары для избранной вами профессии.
'Мне ли не знать', – подумал Редлоу. Вдруг он сообразил, что после первой попытки высвободиться из веревок он полностью покорился судьбе. А ведь всего только несколько лет тому назад он без лишнего шума осторожно напряг бы все свои мышцы и постарался бы растянуть стягивавшие его путы. А сейчас он боялся не то что двинуться – пальцем шевельнуть.
– Вы, конечно, крепкий мужчина, но в последнее время здорово сдали, пополнели, вон у вас даже брюшко завелось, и реакция уже не та. Если верить вашему водительскому удостоверению, вам уже пятьдесят четыре года, а время, увы, не стоит на месте. Зачем вы продолжаете заниматься частным сыском?
– Это единственное, что мне осталось делать, – сказал Редлоу и тотчас сам удивился своему ответу. Он хотел сказать:
– Да, сэр, понятно, – сказал юнец, все еще маяча над ним в темноте. – Вы дважды разведены, детей нет, и в вашем доме давно не было женщины. Очень давно. Простите меня, сэр, но я тут немного порыскал по вашей квартире, пока вы были без сознания, хотя знаю, что не должен был этого делать. Еще раз прошу простить мне эту вольность. Но просто мне было интересно, что вы получаете за свою работу, хотелось выяснить, на что вы живете, к чему стремитесь.
Редлоу ничего на это не ответил, так как не понимал, к чему тот клонит. Он боялся брякнуть что-нибудь не то, от чего юнец, взбесившись, может наделать много неприятностей. Этот тип был явно помешанным. Никогда не знаешь, от чего он может взбелениться. В течение нескольких месяцев он сам пытался постичь психологию этого сучонка, теперь же, по непонятным пока, видимо, даже ему самому причинам, тот пытается постичь его. Ну и пусть себе чешет языком, авось, у него полегчает на душе, когда выговорится.
– Может быть, основная причина – деньги, мистер Редлоу?
– Ты имеешь в виду, хорошо ли я зарабатываю? – Именно это, сэр.
– Жить можно.
– Машина у вас, положим, так себе, и одеты вы, прямо скажем, средненько.
– Мне незачем красоваться, – ответил Редлоу.
– Не в обиду вам будет сказано, квартирка у вас тоже бедновата.
– Может быть. Но зато она не заложена. И все, что здесь есть, – мое.
Юнец придвинулся уже совсем близко к стулу, медленно наклоняясь с каждым новым вопросом все ниже и ниже к Редлоу, словно в абсолютной темноте отчетливо различал его лицо и видел, как оно менялось, подергивалось и бледнело и тем самым давало ему возможность определить состояние детектива. Озвереть можно! Даже в темноте Редлоу ощущал это его медленное приближение к себе: все ближе, ближе, ближе.
