Логово

Эмоционально Хатч был подобен канатоходцу, балансировавшему на тонкой проволоке, протянутой через пропасть отчаяния, удерживаясь на ней только за счет надежды, что убийца не мог далеко уйти, таща на плече Регину. Но, не зная, в какую сторону тот мог убежать – налево, направо или вперед, – он нерешительно топтался на месте.

Наконец двинулся к южной части забора, отгораживавшего задний двор от соседнего такого же двора. И вдруг остановился как вкопанный и, задыхаясь и ловя ртом воздух, резко, словно от боли, наклонился вперед: с такой неожиданностью между ним и человеком в темных очках снова восстановилась таинственная телепатическая связь.

И снова Хатч видел мир глазами другого человека, и, несмотря на темные очки, ночь казалась ему похожей на поздние сумерки. Он в машине, за рулем, перегибается вправо, чтобы чуть по-иному пересадить все еще находящуюся без сознания девочку, словно она манекен. Стянутые веревкой в запястьях руки покоятся на коленях, в сидячем положении ее удерживает предохранительный ремень. Распустив ее пышные каштановые волосы таким образом, чтобы их пряди скрыли завязанный у нее на затылке шарф, он толкает ее к дверце, и она боком заваливается на нее, лицо же остается повернутым внутрь. Люди, проезжающие мимо, не смогут заметить, что рот ее завязан шарфом. Создавалось впечатление, что она просто заснула на сиденье. Девочка и впрямь так бледна и неподвижна, что у него мелькает мысль, не умерла ли она. Какой смысл тащить ее в убежище, если она уже мертва? Лучше открыть дверцу и выбросить ее, как щенка, из машины. Ладонью дотрагивается до детской щечки. Кожа у нее удивительно гладкая, но холодная. Прижимает кончики пальцев к ее горлу и ощущает ими, как в артерии мощными толчками пульсирует кровь, равномерно, безостановочно. Она жива, и даже живее, чем когда он видел ее во сне с летающей вокруг головы бабочкой. Не было у него до сих пор ничего более ценного, чем это его новое приобретение, и он был благодарен всем силам Ада, ниспославшим ему такой дар. Он трепетал, представляя себе, как дотягивается руками до ее сильного молодого сердца, как сдавливает его и, по мере того как удары его становятся все реже, неотрывно глядит в ее прекрасные серые глаза, и когда наконец смерть полностью вытесняет из них жизнь…

Вопль ужаса, гнева и боли, вырвавшийся из горла Хатча, оборвал телепатическую связь. Он снова был на заднем дворе, держа правую руку у лица и в панике уставившись на нее, словно с пальцев его на землю и вправду капала кровь Регины.

Круто развернувшись, он помчался, огибая дом, к главному входу.

Тишину вокруг нарушали только громкие удары его собственного сердца. Видимо, некоторых из соседей вообще не было дома. Другие не услышали ничего подозрительного, что могло бы заставить их выскочить наружу.

Хатч готов был взвыть от царившего в их квартале безмятежного спокойствия. И хотя у него на глазах его собственный мир, разлетевшись на куски, низвергался в тартарары, у него мелькнула мысль, что видимость нормальности была именно видимостью, а не естественным порядком вещей. Одному Богу известно, что творится за стенами некоторых из этих домов, какие ужасы сродни, а может быть, и пострашнее, тому, что выпало на их долю, совершаются там, и не кем-нибудь, а членом семьи по отношению к другим несчастным ее членам. Человечество обладает способностью порождать чудовищ, наделяя их талантом искусно скрываться за убедительнейшей из всех масок в мире: за маской благоразумия и здравомыслия.

Когда Хатч добежал до газона перед фасадом дома, Линдзи там не оказалось. Он побежал но дорожке, влетел в открытую дверь и обнаружил ее в 'логове' у стола с телефонной трубкой в руке.

– Нашел? – спросила она.

– Нет. Ты что тут делаешь?

– Звоню в полицию.

Вырвав из ее рук и бросив на рычаг трубку, он прошипел:

– Пока они приедут, выслушают нас и начнут что-то делать, он сбежит и упрячет Регину так глубоко, что нам никогда ее не сыскать, пока кто-нибудь где-нибудь случайно не наткнется на ее труп.

– Но нам нужна помощь…

Хатч схватил со стола автомат, сунул ей в руки и властно приказал:

– Едем вдогонку за этой падалью. Рег у него в машине. Насколько успел заметить, кажется, 'хонда'.

– А номер машины запомнил?

– Нет.

– А ты, случайно, не заметил…

– Я вообще ничего не видел, – нетерпеливо проговорил он, дергая на себя ящик стола и выгребая из него коробку с патронами для автомата, передавая ее Линдзи, сознавая в отчаянии, как уходит драгоценное время. – Я его снова ощущаю, правда не постоянно, а временами, но связь довольно стабильная. – Он вытащил из замка связку ключей, которую оставил в нем, когда вынимал из ящика журнал. – Мы сядем ему на задницу, если не дадим далеко оторваться… – Уже в передней, на бегу, докончил: – Но надо действовать.

– Хатч, подожди!

Он остановился и, обернувшись, оказался лицом к лицу с последовавшей было за ним Линдзи.

Она быстро заговорила:

– Ты поезжай за ним один, если считаешь, что так лучше, а я останусь здесь, дождусь полиции и направлю их по…

Отрицательно мотнув головой, он отчеканил:

– Нет. Ты мне нужна, чтобы вести машину. Эти… эти видения, как нокаут, полный провал памяти, когда вижу их, совершенно отключаюсь от действительности. И запросто могу ухнуть с дороги. Отнеси автомат и патроны в 'мицубиси'. – И, перепрыгивая через две ступени, он побежал вверх по лестнице, крича на ходу: – Да не забудь прихватить с собой фонарики.

– Зачем?

– Не знаю. Могут пригодиться.

Хатч говорил неправду. Он и сам удивился, когда прокричал ей про фонарики, но понял, что сейчас находится во власти подсознательного, и интуитивно знал: понадобятся обязательно. В своих кошмарах, преследовавших его в течение нескольких последних месяцев, он часто проходил по огромным пещерообразным комнатам и лабиринтам бетонированных коридоров и переходов, в которых как-то различал окружающее, хотя не замечал, чтобы в них были окна или какие-либо другие источники света. Один из тоннелей, резко обрывавшийся вниз в сплошной мрак, особенно нагонял на него ужас, и сердце его всегда начинало биться с такой силой, что чуть не выпрыгивало из груди. Вот поэтому им и нужны будут фонарики – им придется спуститься туда, где он бывал только в своих кошмарах, в самое сердце этих кошмаров.

Взлетев по лестнице на второй этаж и уже забегая в комнату Регины, он вдруг сообразил, что и сам не знает, что привело его именно сюда. Остановившись на пороге, посмотрел вниз на разбитую ручку, опрокинутый стул, перевел взгляд на стенной шкаф, в котором кучей валялась сорванная с плечиков одежда, затем на открытое окно, где ночной ветерок затеял игру со шторками.

Что-то… что-то очень важное. Именно здесь, именно сейчас, в этой самой комнате, что-то очень и очень необходимое.

Но что?

Переместив браунинг в левую руку, Хатч вытер мокрую от пота ладонь правой о джинсы. Пока он тут теряет время, эта сука в черных очках уже успел завести мотор и едет с Региной по их кварталу, скорее всего, уже сворачивает на бульвар Краун Вэлли Паркуэй. Дорога каждая секунда.

И, хотя у Хатча теперь возникло ощущение, что наверх он побежал скорее с перепугу, а не за чем-то очень важным и необходимым, как ему показалось вначале, он решил еще раз довериться наитию, заставившему его сделать именно это. Подойдя к угловому письменному столу, медленно обвел глазами книги, карандаши и тетради. Книжный шкаф у стола. Рядом с ним на стене – картина Линдзи.

Ну же, ну! Что-то же привело его сюда… что-то очень и очень необходимое, как фонарики, как автомат и патроны к нему. Что-то очень важное.

Хатч обернулся и, увидев на стене распятие, быстро шагнул к нему. Вскочив на кровать Регины, сорвал его со стены над изголовьем.