ложбине на восток, а поскольку не было никаких оснований предполагать, что беглецы разделились на две группы, был сделан вывод, что в том же направлении скрылась и вторая машина.
— Похоже, что так оно и есть, — разглядывая карту, задумчиво произнес полковник. — Им незачем идти на запад: до первого населенного пункта, Батл-Маунтина, около сорока миль, а до Уиннемаки еще пятьдесят. В этих городках трудно спрятаться, поэтому они скорее всего взяли курс на восток, на Элко.
Лейтенант ткнул толстым, как сигара, пальцем в карту:
— Эта дорога проходит мимо мотеля и ведет к Скале Громов. Они должны были уже пересечь ее и двигаться дальше на восток.
— На какое следующее шоссе они могут выйти? — спросил Леланд.
Лейтенант Хорнер нагнулся над картой, пытаясь разглядеть название дороги.
— Виста-Вэлли — она в шести милях к востоку от шоссе на Скалу Громов, — наконец разобрал он мелкие буквы.
Раздался стук в дверь, и Майлс Беннелл сказал:
— Войдите!
Начальник «Скалы Громов» генерал Роберт Альварадо рывком открыл дверь и вошел в темную комнату, впустив снаружи поток серебристого света, сразу же как бы покрывший инеем часть пола.
— Затворничаете во мраке? — хмыкнул он. — Представляю, что подумал бы полковник Фалькирк!
— Боб, он сумасшедший, — сказал Майлс Беннелл.
— Недавно, — продолжал Альварадо, — я доказывал, что он неплохой офицер, только излишне педантичен и горяч. Но сегодня я согласен с тобой: он совсем сорвался с цепи. Он только что разговаривал со мной по телефону так, словно он здесь начальник. Он хочет, чтобы все сотрудники, и не только военнослужащие, но и гражданские лица, оставались на своих рабочих местах до особого распоряжения. Сейчас мой приказ об этом объявят по внутренней радиосети.
— Зачем это ему? — спросил Майлс.
Альварадо сел на стул возле открытой двери, наполовину посеребренный падающим на него светом, и пояснил:
— Фалькирк собирается доставить сюда свидетелей, но не хочет, чтобы их видели посторонние, те, кто о них еще не знает. Во всяком случае, мне он это объяснил именно так.
— Если пришло время подвергнуть их еще одной обработке, — удивленно заметил Майлс, — не целесообразнее ли сделать это в мотеле? И, насколько мне известно, он не вызывал специалистов по промыванию мозгов.
— Верно, — кивнул Боб Альварадо, — он сказал, что дальше играть в кошки-мышки невозможно, и хочет, чтобы ты обследовал кое-кого из свидетелей, в особенности Кронина и Корвейсиса. Он подозревает, что они уже вовсе и не люди. Но при этом он добавил, что обдумывает вашу с ним беседу и не исключает, что ты прав, а он излишне мнителен. Он сказал: если окажется, что он не прав и они все же люди, только обладающие исключительными способностями, и если действительно в их организмах не обнаружат никаких признаков постороннего присутствия, тогда он согласится с тобой и сохранит им жизнь. Более того, он, возможно, даже будет рекомендовать рассекретить всю эту историю и предать ее огласке.
Майлс какое-то время молчал, потом не совсем уверенно проговорил, вытягивая ноги:
— Судя по этим словам, он еще не окончательно лишился рассудка. Но мне почему-то в это не верится. Ты-то ему веришь?
Прежде чем ответить на этот вопрос, Альварадо встал и захлопнул дверь. Комната снова погрузилась во тьму. Чувствуя, что Майлс захочет включить лампу, он упредил его:
— Лучше пусть останется так, как есть. В темноте легче откровенничать. — Он сел на стул и продолжал: — Скажи мне, Майлс, это ты послал фотографии Корвейсису и Блокам?
Майлс не ответил.
— Ведь мы же с тобой друзья, старина, — не дождавшись ответа, воскликнул генерал. — Во всяком случае, мне так всегда казалось. Мне еще никогда не попадался такой парень, с которым я смог бы сыграть и в шахматы, и в покер. Так что я признаюсь тебе: это я вызвал сюда Джека Твиста.
— Как? Зачем? — изумленно спросил Майлс.
— Видишь ли, мне тоже стало известно, что у некоторых свидетелей возникли психологические проблемы из-за трещин в блокаде памяти. Поэтому я решил привлечь их внимание к мотелю до того, как им снова обработают мозги. Я надеялся, что мне в конце концов удастся рассекретить операцию.
— Но зачем тебе все это нужно? — повторил Майлс.
— Затем, чтобы исправить допущенную ошибку! Я пришел к выводу, что вообще не следовало скрывать эту историю.
— Но почему бы не пойти законным путем? Зачем действовать исподтишка?
— Если бы я стал действовать открыто, мне пришлось бы распрощаться с карьерой, а может быть, и с пенсией. Кроме того, я боялся, что Фалькирк меня убьет.
Майлс подумал, что и он опасался того же.
— Я начал с Твиста, подумав, что его военный опыт и бунтарский характер — как раз те качества, которые необходимы, чтобы сплотить остальных свидетелей. Ознакомившись с информацией, полученной позапрошлым летом во время промывания ему мозгов, и узнав о его депозитных ящиках в банках, я выписал из его досье названия банков, ключевые слова-пароли, сделал копии с копий ключей от всех его сейфов (ими запасся Фалькирк на случай, если потребуются доказательства преступной деятельности Твиста, чтобы шантажировать его или упрятать в тюрьму). Потом взял в конце декабря отпуск на десять дней, слетал в Нью-Йорк, прихватив с собой пачку открыток с фотографией мотеля «Спокойствие», и оставил в каждом банке, где он хранил деньги, по открытке. Он навещал банки не слишком часто, всего несколько раз в году, и его там не могли запомнить среди сотен клиентов, так что у меня все прошло гладко.
— Просто и без затей! — воскликнул Майлс, с восхищением разглядывая в полумраке своего грузного приятеля. — Твист не мог остаться равнодушным к этим открыткам, а Фалькирку не удалось бы по ним определить, чья это работа.
— Тем более что я брал открытки только в перчатках, — добавил Альварадо. — На них не осталось отпечатков моих пальцев. Я рассчитывал, что еще успею позвонить из Элко другим свидетелям и дать им номер телефона Твиста, с тем чтобы они начали расспрашивать его о своих психических проблемах, что еще сильнее обострило бы ситуацию. Но кто-то опередил меня, послав записки и снимки Корвейсису и Блокам, возникли новые осложнения, и мне, как и Фалькирку, стало ясно, что следы ведут сюда, в хранилище. Ты собираешься признаваться или сегодня у меня одного покаянное настроение?
Майлс колебался. Его взгляд упал на лежащую на столе перед ним папку с психологической характеристикой Фалькирка. Наконец он поежился и ответил:
— Да, Боб, это я послал снимки. Великие умы мыслят одинаково, не так ли?
— Я же объяснил, почему я остановил свой выбор на Твисте, — ответил из темного угла Альварадо. — И мне совершенно ясно, почему ты решил разбередить Блоков: они местные и как бы в центре всего случившегося. Но что привлекло тебя в Корвейсисе? Почему твой выбор пал именно на него?
— Он писатель, следовательно, обладает живым воображением. Анонимные записки и непонятные фотографии должны были взбудоражить его быстрее, чем обычных людей. Кроме того, докопайся он до истины, после успеха его первого романа к его мнению наверняка прислушались бы репортеры. Других же свидетелей они вряд ли приняли бы всерьез.
— Мы умная парочка.
— К счастью для нас самих, — усмехнулся Майлс. — Похоже, однако, мы действовали недостаточно решительно. Нам следовало бы давно разгласить эту тайну, наплевав на наши обязательства и неприятные последствия.
Помолчав, Альварадо спросил:
— Как ты думаешь, Майлс, почему я решил открыться тебе? Зачем я пришел сюда?
— Тебе нужен союзник в борьбе против полковника. Ты не веришь ни одному его слову, не
