серьезной причиной для затянувшейся игры в прятки. События, происшедшие прошлой ночью в доме Майкла Пейзера, уже не казались ему столь трагичными, это был всего лишь эпизод, он уверен, что проблема «одержимых» вскоре будет решена. Его гениальность — это следствие его прямого контакта с великими духами, и нет таких препятствии на свете, которые нельзя было бы преодолеть с их благословения и при их помощи. Угрозы Уоткинса уже не казались серьезными, он вспомнил их сейчас скорее с иронией.
Он — сын великого знака — знака лунного ястреба. К своему величайшему изумлению, Шаддэк понял, что забыл об этой истине, и поэтому испытал испуг и смятение. Впрочем, Иисус тоже испытывал смятение и страх, ему тоже пришлось бороться с демонами. Для Шаддэка гараж Паулы Паркинс стал Гефсиманским садом, здесь он уединился, чтобы отогнать от себя последние сомнения.
Он — сын лунного ястреба.
В половине пятого Шаддэк распахнул ворота гаража.
Завел машину и выехал на улицу.
Он — сын лунного ястреба. Шаддэк свернул на шоссе и направился к городу.
Он — сын лунного ястреба, именно ему предназначена корона неземного света, и в полночь он наконец взойдет на трон.
Глава 36
Пак Мартин — а полное его имя было Паккард, так назвала его мать в честь любимой автомобильной марки отца — жил в фургоне на юго-восточной окраине города. Фургон был старый, его корпус-был здорово потрепан, и краска вся потрескалась, как эмаль на старой вазе. В нескольких местах проступали пятна ржавчины, а сам фургон уже давно был снят с колес и поставлен на бетонные блоки, покрывшиеся за долгие годы мхом. Пак знал, что многие жители Мунлайт-Кова считают его фургончик бельмом на глазу у города, но Паку до их мнения не было никакого дела.
К фургончику было подведено электричество, имелись в нем и печка на мазуте, и примитивный туалет с умывальником, и Паку было всего этого вполне достаточно. В фургончике тепло, сухо и есть куда положить несколько бутылок пива. Чем не дворец?
Что немаловажно, за вагончик была выплачена уже вся сумма. Двадцать пять лет назад он получил наследство от своей матери, так что никаких долгов за ним не было. Оставшаяся часть денег лежала в банке, но Пак редко трогал эту сумму. Ведь с нее каждый месяц набегали проценты — долларов триста, а кроме того, он получал пенсию по инвалидности, которую заработал, неудачно упав, через три недели после призыва в армию. Единственное дело, которым Пак занимался в своей жизни, было чтение и запоминание всех симптомов серьезной травмы спины. Эти знания он блестяще использовал, когда добивался для себя инвалидности на военно-врачебной комиссии.
Пак был создан для того, чтобы отдыхать. Он понял это еще в детстве. Между работой и им самим не было ничего общего. Получалось так, что он должен был родиться в богатой семье, но что-то там в небесах не заладилось, и он оказался сыном официантки, которая крутилась всю жизнь, чтобы накопить небольшое наследство.
Однако Пак и не думал никому завидовать. Каждый месяц он покупал себе со скидкой дюжину ящиков дешевого пива в магазинчике рядом с автострадой. У него был свой телевизор, у него изредка была на обед колбаса, а иногда и жареная картошка, так что он ни в коем случае не считал себя обиженным. В этот вторник часам к четырем Пак уже хорошенько нагрузился пивом, он уютно сидел в своем продавленном кресле и смотрел по телевизору спортивное шоу, в котором его интересовали в первую очередь стройные ножки его участниц, а уже во вторую очередь — «заковыристые» вопросы ведущего.
Ведущий задал очередной вопрос: «Так что вы выбрали? Вы выбрали ящик с номером один, с номером два или с номером три?»
Отвечая на вопрос ведущего, Пак сказал: «Я лично выбрал бы вон ту, смазливенькую».
Именно в этот момент кто-то постучал в дверь.
Пак даже не подумал вставать и не отозвался на стук. Друзей у него не было, так что гостей он никогда не ждал. Если кто и забегал к нему, то это были либо люди из благотворительных организаций, либо блюстители чистоты, которые предлагали ему прибраться возле фургончика. Ни тех, ни других он на дух не переносил.
В дверь снова постучали.
Пак ответил тем, что увеличил громкость телевизора.
Стук стал требовательнее.
— Убирайтесь куда подальше! — крикнул Пак.
В ответ дверь начали буквально выламывать, раскачивая весь фургончик.
— Какого черта? — возмутился Пак.
Он поднялся с кресла и выключил телевизор. В дверь перестали ломиться, но Пак услышал какие-то странные скребущиеся звуки с другой стороны двери.
Внезапно весь фургончик заскрипел, как бывало иногда при сильном ветре. В этот день ветра не было. «Ребятишки балуются», — подумал Пак.
Он решил, что это проделки детей Эйкорнов, которые жили неподалеку, на другой стороне автострады. Детишки были отпетыми хулиганами, и место им было в музее криминалистики. Они однажды уже подкладывали самодельные взрывные устройства под фургончик Пака и разбудили его среди ночи страшным грохотом.
Скрежет у двери прекратился, но теперь пара чьих-то ног начала топать по крыше.
Это уже было слишком. Слава Богу, крыша у фургончика пока не протекала, но дождь и ветер сделали свое дело, и под тяжестью пары мальчуганов крыша запросто могла прогнуться или развалиться на части.
Пак открыл дверь и вышел на дождь, выкрикивая ругательства. Но когда он взглянул на крышу, то увидел на ней вовсе не соседских ребят. То, что он увидел, больше всего напоминало монстра из фильмов ужасов пятидесятых годов. Чудовище было ростом с человека, у него были огромные челюсти и страшные, переливающиеся, как у стрекозы, глаза. По бокам рта торчали угрожающие клыки. При всем при этом удивительное существо сохраняло какие-то человеческие черты, и Пак по этим чертам понял, что перед ним не кто иной, как преобразившийся Дэрил Эйкорн, отец хулиганистых детишек. «Ж-а-а-ж-ж-д-а-а», — протяжно завыло существо голосом, наполовину человеческим, наполовину животным. Оно ринулось навстречу Паку и одновременно выпустило из своего безобразного тела остро отточенное жало. Еще до того, как это мертвое жало пронзило живот Пака насквозь, он понял, что те дни, когда он вольготно попивал пиво, ел бутерброды с колбасой и жареную картошку, те вечера, когда он смотрел телевизионные шоу, — все это закончилось для него навсегда.
Четырнадцатилетний Рэнди Хэпгуд прошлепал через заполненную до краев придорожную канаву и остановился, как бы выжидая, не пошлет ли ему природа какое-нибудь более серьезное испытание. Он специально не стал надевать ни плащ, ни калоши, так как в такой одежде и обуви нельзя выглядеть настоящим парнем. Точно так же нельзя надеяться на успех у девчонок, если ты таскаешься под дождем с зонтиком. И хотя на всем пути под дождем на шею Рэнди не бросилась еще ни одна девчонка, он считал, что это не беда и они в какой-то момент все равно по достоинству оценят его мужественность и поймут, что он выгодно отличается от всех этих молокососов, которые сейчас сидят по домам.
Рэнди уже промок до нитки, и вид у него был довольно-таки жалкий, но он бодро насвистывал и не подавал виду, что ему холодно. Без двадцати пяти закончилась репетиция ансамбля в Центральной школе, и Рэнди направлялся домой. Репетицию, кстати, сократили из-за плохой погоды. На крыльце дома Рэнди скинул с себя мокрую куртку и чавкающие теннисные туфли.
— И в-о-о-т я з-д-е-е-сь! — протяжно завопил Рэнди, подражая девчонке из фильма «Полтергейст».
Из дома никто не отозвался.
Но, судя по всему, родители были дома. Свет в окнах горел, да и входная дверь была открыта. В
