— Нет, не весь. Но он также гоняется и за ураганами.
— Как я понимаю, он считает, что после торнадо готов к встрече с ними.
— Именно так он и считает. Когда один сезон заканчивается, второй только начинается, вот он и следит за метеопрогнозами на Атлантическом побережье.
С ручными фонариками Панчинелло и Кучерявый исчезли в проломе в стене. Носач остался, приглядывая за нами с верхней лестничной площадки.
— Раз генератор не включился после прекращения централизованной подачи электроэнергии, может, сигнал тревоги автоматически поступил по телефонной линии на полицейский участок и копы уже в банке? — предположила Лорри.
Откровенно говоря, я надеялся, что на этот раз она права в своём неиссякаемом оптимизме, но сказал другое:
— Эти парни наверняка учли и такой вариант. Они продумали все.
Она молчала. Я последовал её примеру.
Подозреваю, думали мы об одном и том же: выполнит ли Панчинелло своё обещание отпустить нас?
Соучастники ограбления, конечно же, могли ему помешать. Оба, конечно, не были столь же безумны, как сын великого Конрада Бизо. У обоих была более приземлённая мотивация. Носача толкала на преступление жадность. Кучерявого — жадность и зависть. Они не питали тёплых чувств к сыну Руди Тока.
Тишина давила, как толща воды. И способствовала нарастанию тревоги.
Я чувствовал себя гораздо увереннее, когда говорил с Лорри, и попытался возобновить разговор:
— Меня удивляет, что твоя мать не путешествовала вместе с отцом. Будь я женщиной, а мой муж — ловцом торнадо, человеком, которого постоянно нет дома, я бы хотела быть рядом с ним.
— У мамы свой успешный бизнес. Ей эта работа нравится, а если бы она уехала из Лос-Анджелеса, ей бы пришлось от неё отказаться.
— И что она делает? — спросил я.
— Разводит змей.
— Час от часу не легче.
— Если твоя мать разводит змей, — добавила она, — это не так весело, как может показаться.
— Правда? Я-то думал, что как раз наоборот.
— И напрасно. Она разводит их дома. А змеи… они… с ними не так легко, как со щенками.
— Змею можно приучить ходить на горшок?
— Я не про физиологические надобности. Мать обучала их разным штучкам. Собаки любят учиться, а змеям это быстро надоедает. А когда змее становится скучно, она старается уползти, и некоторые из них двигаются очень быстро.
Панчинелло и Кучерявый вышли из хранилища на лестничную площадку, где их поджидал Носач. Они принесли какие-то коробки, поставили на пол, сняли с них крышки.
Носач издал победный вопль, когда увидел содержимое коробок. Все трое засмеялись и принялись молотить друг друга по спинам.
Я догадался, что в коробках лежало что-то более интересное, чем змеи или пирожные.
Глава 18
Они вынесли из хранилища шестнадцать коробок, спустили их вниз по лестнице, загрузили на ручную тележку, уже полностью освобождённую от взрывчатки. Коробки были из гофрированного картона, со съёмными крышками, в такие при переезде обычно упаковывают книги.
— Более трёх миллионов наличными, — сообщил нам Панчинелло, когда предложил подняться на ноги и повёл к ручной тележке.
Я вспомнил его слова: «Банк не такой уж большой, чтобы кто-нибудь решил его ограбить».
— Здесь не так много наличных, как в большинстве банков крупных городов, но не так уж и мало, — продолжил Панчинелло. — Этот банк — один из центров министерства финансов по сбору истёртых банкнот. Все банки изымают истёртые банкноты из обращения Двенадцать округов каждую неделю присылают сюда изъятые банкноты и получают взамен новые, только что отпечатанные.
— Две трети денег в этих коробках — истёртые банкноты, а треть — новые, — вставил Носач. — Значения это не имеет. Все обладают одинаковой покупательной способностью.
— Мы просто отсосали немного крови из капиталистической пиявки, — сказал Кучерявый. Метафора получилась слабенькой из-за физической усталости. Его вьющиеся мелким бесом волосы, намокшие от пота, уже не торчали во все стороны.
Панчинелло взглянул на часы.
— Нужно побыстрее сматываться, чтобы нас не разнесло на куски вместе со зданиями.
Кучерявый и Носач покинули подвал банка первыми, один тащил за собой, а второй толкал ручную тележку. Лорри и я последовали за ними, Панчинелло замыкал колонну.
В потайных подземных тоннелях Корнелия Сноу половина толстых свечей уже сгорели чуть ли не до основания, так что света заметно убавилось. Тени накрывали всё большую часть потолка и стен, с твёрдым намерением стереть последние световые пятна.
— Сегодня, — сказал Панчинелло, когда мы приблизились к перекрёстку, где правый поворот привёл бы нас обратно в библиотеку, — я наконец-то оправдаю ожидания отца, пусть раньше мне это не удавалось.
— Дорогой, нельзя так недооценивать себя, — повернулась к нему Лорри. — Ты же к десяти годам прекрасно разбирался в стрелковом оружии, ножах и ядах.
— Он этого не оценил. Ему хотелось, чтобы я стал клоуном, величайшим клоуном всех времён, звездой, но у меня нет такого таланта.
— Ты ещё молод, — заверила его Лорри. — Успеешь многому научиться.
— Нет, он прав, — откликнулся Носач. — Такого таланта у мальчика нет. И это действительно трагедия. Его отец — сам Конрад Бизо, то есть он учился у лучшего из лучших, но не может даже как следует шлёпнуться на зад. Я люблю тебя, Панч, но это правда.
— Я не обижаюсь, Носач. Давно уже это признал.
На перекрёстке мы не повернули ни направо, ни налево. Теперь я уже сориентировался. Впереди лежал «Дворец Сноу», перед которым я припарковал свою «Шелби Z», по другую от банка сторону городской площади.
— Я выступал на манеже с Панчем, — заговорил Кучерявый, — когда он исполнял наши самые простые трюки, вроде «Нога в ведре» или «Мышь в штанах». Никто бы не смог их запороть…
— Но мне это удалось, — твёрдо заявил Панчинелло.
— Зрители над ним смеялись, — сообщил нам Носач.
— Разве им не положено смеяться над клоуном? — спросила Лорри.
— Смех не был добрым, — вздохнул Панчинелло.
— На самом деле, мисс, смех был злым, — уточнил Носач. — Зрители смеялись над ним, а не над его номером.
— Да разве можно заметить разницу? — удивилась Лорри.
— Да, леди, — ответил Кучерявый. — Если ты — клоун, то можно.
И пока мы шли под Центральным квадратным парком, я думал о том, как изменилось поведение этих двух мужчин. Враждебности поубавилось, они стали более разговорчивыми. Лорри теперь называли мисс или леди.
Может, три миллиона долларов улучшили им на строение. Может, Панчинелло переговорил с ними, объяснил, кто я такой, и теперь они считали нас не за ложниками, а, скажем, почётными клоунами.
А может, они намеревались отправить нас в расход через несколько минут и предпочитали стрелять в
