— И что же это за способ?
— Мы хотим, чтобы ты спас жизнь нашей дочери. Ты — единственный, кто может это сделать, и это будет самым убедительным доказательством твоей реальности.
Глава 59
Из сумочки Лорри достала фотографию Энни и положила её на стол перед Панчинелло.
— Миленькая, — к фотографии он не прикоснулся.
— Через два месяца ей исполнится шесть лет, — сказала Лорри. — Если она проживёт так долго.
— У меня никогда не будет детей, — напомнил он нам.
Я промолчал. Один раз уже извинился за то, что так эффективно кастрировал его, пусть работу и завершил профессиональный хирург.
— У неё аденомиосаркома, — добавила Лорри.
— Звучит пугающе, — ответил Панчинелло.
— Это рак почек, — пояснил я. — Опухоли растут очень быстро, и если не обнаружить их на ранней стадии, распространяются на лёгкие, печень, мозг.
— Слава богу, диагноз поставили вовремя, — подхватила Лорри. — У Энни вырезали обе почки, потом провели курсы радио- и химиотерапии. Сейчас раковых клеток в её организме нет.
— Это хорошо, — кивнул он. — Ни у кого не должно быть раковых клеток.
— Но сложность теперь в другом.
— Все это не столь интересно, как подмена детей.
Я не решался открыть рта. Чувствовал, что жизнь Энни висит на тоненьком волоске и одно моё слишком резкое слово может этот волосок оборвать.
Поскольку и он не продолжил свою мысль, заговорила Лорри:
— Теперь почек у неё нет, и ей делают гемодиализ, три раза в неделю по четыре часа.
— Шесть лет, — Панчинелло покачал головой. — Она не сможет ходить в школу или на работу. У неё будет масса свободного времени.
Я не мог решить, то ли ему просто наплевать на Энни, то ли хочется всласть поиздеваться над нами.
— Главная часть установки для гемодиализа — большой контейнер, который называется диализатором, — Лорри его словно и не услышала.
— У Шарлей могут возникнуть проблемы с законом за то, что она сделала? — спросил Панчинелло.
Дав себе слово, что ему ни при каких обстоятельствах не удастся вывести меня из себя, я ответил:
— Возможно, если мои родители подадут иск. Они этого не сделают.
— Диализатор состоит из множества крошечных волокон, через которые прогоняется кровь, — Лорри не сбивалась с курса.
— В принципе, я чёрных людей не люблю, но она, похоже, хорошая женщина.
— И там есть жидкость, очищающий раствор, который забирает из крови шлаки и избыток солей.
— Она, правда, толстая, — и Панчинелло говорил о своём. — И если подумать о том, сколько она должна есть каждый день, поневоле задашься вопросом, а вдруг она не похоронила младенца, а съела?
Лорри закрыла глаза. Дважды глубоко вдохнула.
— Так бывает крайне редко, но есть случаи, когда у пациентов, которым гемодиализ необходим, возникает аллергия на один или более компонентов очищающего раствора.
— Нет у меня предубеждения к черным людям. Они должны иметь равные права и все такое. Мне просто не нравится, что они не белые.
— Диализат, очищающий раствор, содержит много компонентов. И в организм с кровью возвращаются их микроскопические дозы, настолько малые, что обычно они не представляют собой никакого вреда.
— Не нравится мне, что ладони у них светлые, а руки тёмные. И подошвы стоп у них тоже светлые. Всё равно что они натянули на себя вторую кожу, а вот на ладони и подошвы её не хватило.
— Если врач прописывает диализат, который не очень хорошо справляется с очисткой или у пациента повышенная чувствительность к этому диализату, его состав можно скорректировать.
— Одна из причин, по которым я знаю, что мир создан не так, как следовало, это наличие в нём чёрных людей. Замысел удался бы куда лучше, если бы все люди в этом мире были белыми.
Возможно, сам того не понимая, он максимально близко подошёл к признанию, что, по его разумению, мир — это сцена, иллюзия, созданная, чтобы обмануть его, а он — единственный элемент правильного мира.
Лорри посмотрела на меня. Лицо её оставалось спокойным, но глаза сверкали от раздражения. Я кивнул, предлагая ей продолжить.
Понимал, что с каждой минутой наши шансы достучаться до него уменьшались, но если бы мы сдались, то лишили бы Энни последней надежды.
— И уже совсем редко, такие случаи единичны, выясняется, что у пациента сильнейшая аллергия на самые минимальные дозы компонентов, составляющих основу диализата, и подобрать состав, не вызывающий аллергии, невозможно. У Энни тот самый случай. Аллергическая реакция нарастает с каждой процедурой диализа и может привести к анафилактическому шоку.
— Господи, так отдай ей одну из своих почек, почему ты этого не сделаешь? — спросил он. — Твои почки должны ей подойти.
— Благодаря твоему отцу, — напомнила ему Лорри, — у меня осталась только одна почка.
Он повернулся ко мне:
— Тогда одну из твоих.
— Если бы я мог, то уже лежал бы на операционном столе, — ответил я. — Когда меня проверяли на совместимость, выяснилось, что у меня гемангиомы обеих почек.
— Так ты тоже собрался умирать?
— Гемангиомы — доброкачественные опухоли. С ними можно жить всю жизнь, но пересаживать такие почки нельзя.
Перед самой смертью дедушка Джозеф воскликнул: «Почки! Почему почки должны быть таким важным органом? Это же абсурд, полнейший абсурд!»
Мой отец думал, что дедушка вновь впал в полузабытье, так что его последние слова никакой смысловой нагрузки не несут.
Мы знаем, что сказал бы на этот счёт английский поэт Уильям Каупер, если бы не умер в 1800 году.
Помимо фразы о неисповедимости путей Господних, старина Билл написал: «За наводящим ужас бедствием Бог прячет улыбающееся лицо».
Я всегда в это верил. Но в последнее время задумывался и готов в этом сознаться, а вдруг улыбка эта такая же «чокнутая», как те улыбки, которыми потчевал нас Панчинелло.
— Запишите вашего ребёнка в лист ожидания, как делают все, — предложил мой брат-убийца.
— Нам придётся ждать год, может, дольше, пока отыщется подходящий донор, — ответила Лорри. — Люси и Энди слишком малы, чтобы стать донорами.
— Год — не такой большой срок. Я прождал восемь лет, прежде чем мне разъединили пальцы.
— Ты меня не слушал, — в голосе Лорри появились резкие нотки. — Энни этот год может прожить только на диализе. А диализ ей противопоказан. И я объяснила почему.
— Я, возможно, подойду в доноры.
