Глава 20
Сдвижные двери были затянуты шторами. Лампа на тумбочке между кроватями горела вполнакала.
На полу у кровати стояла дорожная сумка Линды, полностью собранная, на случай, что им придётся быстро покидать номер.
Отбросив покрывало, Линда лежала на спине, голова возвышалась на подушке. Кроссовки она не сняла.
Тим устроился в кресле. Решил спать сидя.
Кресло он поставил у двери в коридор, в надежде, что любой необычный шорох разбудит его. Развернул кресло так, чтобы видеть затянутые шторами балконные двери.
Вместо того чтобы спать с заряженным пистолетом в руке, он засунул его стволом вниз в зазор между сиденьем и подлокотником, откуда мог вытащить оружие так же быстро, как из кобуры.
Электронные часы на тумбочке между кроватями показывали 1:32.
С такого расстояния, под таким углом он не мог определить, открыты глаза Линды или нет.
— Ты спишь? — спросил он. - Да.
— Что произошло со всей твоей злостью?
— Когда я злилась?
— Не этим вечером. Ты говорила, что злилась долгие годы.
Она помолчала.
— Они собирались сделать из одной моей книги телесериал.
— Кто?
— Психопаты.
— Из какой книги?
— «Сердечный червь».
— Раньше ты её не упоминала.
— Я смотрела телевизор...
— У тебя нет телевизора.
— В приёмной одной из телекоммуникационных компаний. Они крутят там свои шоу, с утра до вечера.
— Как же они выдерживают подобное?
— Подозреваю, секретари у них надолго не задерживаются. Я пришла на совещание. Показывали дневное ток-шоу.
— И ты не могла переключить канал.
— Или бросить что-нибудь в экран. В этих приёмных все мягкое, никаких твёрдых и тяжёлых предметов. Можешь догадаться почему.
— К счастью, я туда не хожу.
— Все гости шоу были злыми. Даже ведущая, которая злилась ради них.
— Почему злые?
— Потому что считали себя жертвами. Люди относились к ним несправедливо. Родственники, общественная система, страна, сама
— Я предпочитаю смотреть реалистичные старые фильмы, — заметил Тим.
— Эти люди злились из-за того, что были жертвами, и наслаждались этим. Они не знали бы, как жить дальше, если бы перестали быть жертвами.
— «Я родился под стеклянным каблуком и всегда там жил», — процитировал Тим.
— Кто это сказал?
— Какой-то поэт, имени не помню. Одна девушка, с которой я встречался, говорила, что это её девиз.
— Ты встречался с девушкой, которая говорила такое?
— Недолго.
— Она была хороша в койке?
— Я побоялся выяснить. Итак, ты смотрела на этих злых людей в ток-шоу.
— И внезапно осознала, что под всей этой хронической злостью кроется клоака жалости к себе.
— Под твоей злостью была клоака жалости к себе? — полюбопытствовал Тим.
— Я так не думала. Но, увидев её у всех этих злых людей в ток-шоу, обнаружила и в себе, и мне стало дурно.
— Звучит, как момент истины.
— Так оно и было. Эти люди любили свою злость, они собирались злиться до конца своих дней, даже в последних словах в этом мире они бы кого-нибудь обругали, а себя пожалели. И я ужасно перепугалась, что стану такой же.
— Ты никогда не могла стать такой же.
— Нет, могла. Шла к этому. Но тут выдавила из себя всю эту злость. До последней капли.
— Ты смогла это сделать?
— Взрослые могут это сделать. Вечные юнцы — нет.
— Они сняли телесериал?
— Нет. Я не осталась на совещание.
Он наблюдал за ней. За время их разговора она не шевельнулась. Демонстрировала не просто спокойствие, а безмятежность женщины, которая была выше всех житейских бурь или надеялась на это.
— Послушай ветер, — её голос осип от усталости. Ветер дул без устали, но не резкий и порывистый, а мягкий, убаюкивающий. — Похож на крылья, которые унесут тебя домой, — едва слышно прошептала она.
Какое-то время он молчал. Потом прошептал:
— Ты спишь?
Она не ответила.
Ему хотелось пересечь комнату, встать у кровати, посмотреть на неё, но он слишком устал, чтобы подняться с кресла.
— Ты — что-то, — добавил он, тоже шёпотом.
Решил, что будет нести вахту, охраняя её сон. Все
равно напряжение не позволило бы уснуть. Под тем или иным именем Ричард Ли Кравет появился бы здесь. Уже направлялся сюда.
Возможно, зрачки Кравета расширились под действием какого-то наркотика. Но как он мог вбирать так много света и не слепнуть?
Пистолет, засунутый между сиденьем и подлокотником, внушал уверенность, из коридора не доносилось ни звука, ветер покачивал весь мир на своих крыльях... Тим заснул.
Ему снился луг с яркими цветами, на котором он играл в детстве, сумрачный, волшебный лес, в котором он никогда не был, и Мишель с осколками чего- то блестящего в левом глазу и кровоточащим обрубком руки.
Глава 21
В 3:16 утра Крайт припарковался на обочине Тихоокеанской прибрежной автострады, в половине квартала к югу от отеля.
Отправив текстовое сообщение, в котором потребовал информацию о недавних случаях
