Вставил ключ в замочную скважину. Отец Тима периодически смазывал замки, поэтому и этот открылся без малейшего скрипа.
Именно в этот момент они могли получить пулю или даже целую очередь, проходя в дверь, двери никогда не давались легко, но на его стороне была интуиция, она обычно позволяла отличить безопасные двери от сомнительных, он знал, за какой дверью может ждать тот или иной ад.
С этой возникли определённые трудности, возможно, потому, что это была дверь дома, где он вырос, дверь, за которой находилась его мать, мать и этот парень с голодными глазами, и он не имел права на ошибку.
Сердце забилось чуть чаще, но дыхание оставалось ровным и медленным, ладони — сухими, вот он и открыл дверь, полагая, что дальнейшее промедление — ошибка.
Проскочил порог быстро, пригнувшись, держа пистолет обеими руками, сожалея, что он такой маленький, не для его огромных рук, и на кухне его никто не ждал.
Поводя стволом слева направо, от кухни к семейной гостиной, он увидел шприцы на центральной стойке, рядом с ними вроде бы пневматический пистолет, а потом мать, сидящую за столом, просто сидящую за столом, под зажжённой люстрой с кружащими вокруг плафонов птицами, она подняла голову, только в тот момент поняв, что в дом кто-то вошёл, и какой она подарила ему взгляд.
Глава 60
С учётом того, что он, скорее всего, попал в этот мир из зеркала, Крайт гадал, а сможет ли он когда- нибудь вернуться в реальность, которой принадлежал, через такой же портал.
В большой спальне он стоял перед зеркалом в рост человека, закреплённым на внутренней стороне дверцы стенного шкафа. Правую руку положил на отражение, готовый к тому, что серебристая гладь завибрирует и подастся назад и её поверхностное сопротивление станет таким же, как бывает у воды в пруду.
Холодное стекло, однако, под его рукой твёрдости не теряло.
Он поднял левую руку и приложил к руке другого Крайта, который всматривался в него из зеркала.
Возможно, в зазеркальном мире время бежало назад. Вместо того чтобы стареть, он мог становиться все моложе, наконец достигнуть восемнадцати лет, возраста, с которого начинались его сознательные воспоминания. А потом, продолжая молодеть, он мог узнать, где жил раньше и от кого родился.
Глаза в глаза, он всматривался в себя, и ему нравилось то, что он видел.
Он думал, что лишь чуть-чуть налегает на зеркало, но оно треснуло, сверху донизу, хотя и не вылетело из рамы.
Половинки его отражения чуть сместились относительно друг друга, один глаз оказался выше другого, нос деформировался. Одна сторона рта скособочилась, будто он перенёс инсульт.
Этот другой Крайт, треснувший Крайт, встревожил его. Такой увечный, несовершенный Крайт. Незнакомый Крайт, улыбка которого уже не казалась улыбкой.
Он оторвал руки от зеркала и быстро закрыл другого Крайта в шкафу.
Заволновавшись непонятно по какой причине, он успокоил себя тем, что открывал ящики туалетного столика и знакомился с их содержимым, вызнавая как можно больше о жизни хозяев, выискивая секреты, которые могли многое о них рассказать.
Глава 61
Пит закрыл открытую дверь в коридор первого этажа.
Приложив палец к губам, Тим опустился на колени рядом с матерью и прошептал: «Где он?»
Она покачала головой. Не знала.
Когда поднесла правую руку к его лицу, он её поцеловал.
Наручники соединяли ножки стула и стола. На стуле поперечная перекладина между двумя ножками не позволяла снять кольцо с ножки. Утолщение на ножке стола у основания также не позволяло снять кольцо.
Левую руку Мэри приковали к подлокотнику.
Он мог бы открыть наручники с помощью скрепки или чего-то ещё, но для этого требовалось время.
Подлокотник крепился к сиденью поддерживающими стойками. Самой толстой была ближайшая к свободному торцу подлокотника, и только она мешала снять кольцо.
Хотя он не хотел оставлять без присмотра коридор, Тим зашипел, чтобы привлечь внимание Пита, а потом подозвал его взмахом руки.
Обоим пришлось положить пистолеты на стол.
Пит положил одну руку на правый подлокотник, вторую — на спинку, навалился на стул всем весом.
Ухватившись одной рукой за левый подлокотник, Тим взялся второй за стойку, дёрнул подлокотник вверх, а стойку на себя, ещё раз, напрягая все силы.
Стойку вклеили в раму сиденья и в паз подлокотника. Теоретически места соединения являлись самыми слабыми точками, и при приложении нагрузки конец стойки должен был выскочить из паза. Тим чувствовал, что мышцы правой руки могут разорваться от напряжения, на шее вздулись вены, кровь пульсировала в висках.
Этот столовый гарнитур из сосны родители купили лет тридцать тому назад, когда мебель изготавливали в таких местах, как Северная Каролина. С тем, чтобы служила она всю жизнь.
Неохраняемый коридор за спиной требовал внимания, но ему пришлось заставить мозг забыть об этой угрозе и полностью сосредоточиться на стуле, этом стуле, чертовски хорошо сделанном стуле.
Тима прошиб пот, но стойка вылетела из паза с треском, который услышали бы в соседней комнате, но не дальше.
Схватив со стола пистолет, Пит вернулся к двери в коридор.
Тим взял свой, обнял мать, посмотрел на Пита, тот кивнул, как бы говоря, что все чисто, и Тим повёл мать через кухню к двери.
Снаружи подтолкнул её на залитую солнцем дорожку, которая шла вдоль северной стороны дома.
— На улице поверни направо... — прошептал он.
— Но ты...
— ...внедорожник Пита стоит у перекрестка...
— ...ты не...
— ...в нём женщина и собака, жди с ними.
— Но полиция...
— Только мы,
— Тим...
— Иди.
Другая мать могла бы спорить или вцепиться в сына, но она была его матерью. Бросила на него полный любви взгляд и поспешила к фасаду дома.
Тим вернулся на кухню, где Пит охранял коридор. Покачал головой. Треск выходящей из паза стойки их не выдал.
Кухонную дверь Тим оставил открытой. Если бы что-то пошло не так, им мог понадобиться путь к отступлению.
В левой части коридора находились столовая, чулан, лестница. В правой — туалет, маленький
