В тот вечер, когда мы готовились лечь спать, Сторми удивила меня, да так, что у меня зашлось сердце и я даже подумал, что смогу забыть случившееся в торговом центре.
Она вышла из ванной без блузки, голая по пояс. Взяла мою правую руку, повернула ладонью вверх, провела пальцем по родимому пятну.
Мое родимое пятно — полумесяц, шириной в полдюйма, концы отстоят на полтора, и оно белое, как молоко, на фоне окружающей розовой кожи.
Ее родимое пятно той же формы, но коричневое и на полукружье правой груди. Если я беру ее грудь в ладонь, наши родимые пятна совпадают.
Мы стояли, улыбаясь друг другу. Я сказал ей, да, я всегда знал, что твое родимое пятно — татуировка, но меня это не тревожит. Сам факт, что она хотела лишнего доказательства неразлучности наших судеб, только усиливает мою любовь к ней.
На кровати, под карточкой, которую мы получили от мумии цыганки, мы вновь лежали, обнявшись, только теперь моя рука охватывала ее грудь.
Время в квартире Сторми остановилось.
В этих комнатах мне покойно. Я забываю о своих тревогах. Проблемы оладьев и полтергейстов меня больше не волнуют.
Здесь мне не могут причинить вреда.
Здесь я знаю свою судьбу и доволен ею.
Здесь живет Сторми, а где живет она, я цвету.
Мы заснули.
На следующее утро, когда мы завтракали, кто-то постучал в дверь. Когда мы не откликнулись, Терри Стэмбау позвала из коридора: «Это я, Одди. Открой дверь. Тебе пора открывать дверь».
Я не мог сказать «нет» Терри, моей наставнице, моей путеводной звезде. Когда открыл, оказалось, что она не одна. Рядом с ней стояли чиф и Карла Портер. И Маленький Оззи. Все, кто знал мою тайну, что я вижу мертвых, пришли ко мне.
— Мы тебе звонили, — сказала Терри.
— Я полагал, это репортеры, — ответил я. — Они не оставляли меня и Сторми в покое.
Они вошли в квартиру, и Одди закрыл за ними дверь.
— Мы завтракаем. — Я указал на стол. — Составите нам компанию?
Чиф положил мне руку на плечо. Тяжело вздохнул, глаза заполняла грусть.
— С этим надо заканчивать, сынок.
Карла принесла какой-то подарок. Из бронзы. Урну.
— Дорогой, коронер разрешил забрать ее тело. Это ее прах.
Глава 66
На какое-то время я сошел с ума. Безумие в моем роду не редкость. Мои предки периодически порывали с реальностью.
Какая-то часть меня знала, с того самого момента, как Сторми пришла ко мне в палату интенсивной терапии, что она стала одной из бродячих мертвых. Правда причиняла слишком сильную боль, чтобы я мог ее принять. В тот день ее смерть могла стать смертельной для меня раной.
Мертвые не говорят. Почему — не знаю. Вот я и говорил за Сторми в беседах, которые мы вели всю прошлую неделю. Я говорил за нее то, что она, я это знал, хотела сказать. Я мог читать ее мысли. Мы гораздо ближе, чем самые лучшие друзья, чем просто влюбленные. Сторми Ллевеллин и я — судьба друг друга.
Несмотря на перевязанные раны, чиф крепко прижал меня к груди и дал выплакаться в его отеческих руках.
Потом Маленький Оззи отвел меня к дивану, сел рядом со мной. Диван заскрипел под его тяжестью, но не развалился. Чиф пододвинул к нам стул. Карла села на диванный валик. С моей стороны. Терри устроилась на полу передо мной, положила руку мне на колено.
Моя прекрасная Сторми стояла в стороне, наблюдала. Никогда я не видел человека, на лице которого читалась такая любовь, какую дарила она мне в этот ужасный миг.
Маленький Оззи взял меня за руку.
— Ты знаешь, что должен отпустить ее, дорогой мальчик.
Я только кивнул, говорить не мог.
Значительно позже того дня, о котором я сейчас пишу, Оззи сказал мне, что я должен выдерживать легкий тон, как выдерживал его главный герой романа Агаты Кристи «Убийство Роджера Экройда», в котором повествование ведется от первого лица. Я старался, играл с некоторыми глаголами. Часто писал о Сторми и нашем совместном будущем в настоящем времени, словно в этой жизни мы по-прежнему вместе. Увы.
— Она здесь, не так ли? — спросил Оззи.
— Да.
— Она не отходила от тебя ни на мгновение?
Я кивнул.
— Ты же не хочешь, чтобы твоя любовь к ней и ее — к тебе задержали ее здесь, тогда как ей нужно двигаться дальше.
— Не хочу.
— Это несправедливо по отношению к ней, Одди. Несправедливо по отношению к вам обоим.
— Она заслуживает… — я запнулся, — …приключений в следующей жизни.
— Время пришло, Одди, — сказала Терри, сохранившая в душе все воспоминания о своем муже, Келси.
Дрожа от страха перед жизнью без Сторми, я поднялся с дивана и нерешительно направился к ней. Она была все в той же униформе «Берк-и-Бейли», только без кепочки, и никогда она не выглядела более прекрасной.
Мои друзья не знали, где она стояла, пока я не остановился перед ней, не коснулся рукой ее очаровательного личика, такого теплого на ощупь.
Мертвые не могут говорить, но Сторми молчаливо произнесла три слова, позволив мне прочитать их по движению губ.
Я поцеловал ее, мою мертвую любовь, так нежно, так целомудренно. Обнял, зарылся лицом в ее волосы, уткнулся в шею.
Какое-то время спустя она коснулась рукой моего подбородка, потянула вверх. Я поднял голову.
Еще три слова.
— Я увижу тебя на службе, — пообещал я. Так она называет жизнь, которая идет после тренировочного лагеря.
Ее глаза. Ее улыбка. Теперь они только в моей памяти.
Я ее отпустил. Она повернулась, отошла на три шага, растворяясь в воздухе. Посмотрела через плечо, я потянулся к ней, и она исчезла.
Глава 67
В эти дни я живу один в квартире Сторми в окружении эклектической мебели, купленной ею в магазинах благотворительных организаций. Среди торшеров с шелковыми абажурами, стульев и подставок под ноги, литографий Максфилда Пэрриша, ваз из цветного стекла.
В этой жизни у нее не было много денег, но из самых простых вещей она создала уголок, не уступающий красотой королевскому дворцу. Пусть мы не богаты, но самое большое наше достояние — то,
